Христианское воспитание начинается с рождения. Приобщение к церковной жизни важно для развития маленького христианина, но еще важнее читать правильные в православном смысле книги. В литературе такого плана большую роль играют детские христианские рассказы.

На примере рассказов, историй и стихов православного толка развить хорошие качества в детях гораздо легче. Такая литература пробуждает самые лучшие чувства, учит доброте, прощению, любви, укрепляет веру и надежду, поможет не впасть в уныние, разобраться в своих чувствах, правильно вести себя со сверстниками, и не только. Книги, в которых напечатаны детские христианские рассказы, должны быть в каждой семье, где есть ребятишки. Пишут такие произведения как отечественные, так и зарубежные авторы, среди которых есть простые люди, священники и даже монахи.

Рассказы о добре, которое все побеждает

Одними из самых ярких для того, чтобы побудить ребенка делать добрые дела, являются истории такого толка. Вот, например, рассказ под названием «Маленький светильник» Джона Патона. Он повествует о маленькой девочке, которая еще в школу не ходит, но, сама того не подозревая, делает очень нужное и доброе дело, навещая свою старенькую бабушку. Лена (так звали малышку) даже у мамы поинтересовалась, что такого делает, отчего пожилая женщина радуется, называя крошку солнечным лучиком и своим утешением.

Мама объяснила дочке, как присутствие девочки важно для старенькой бабушки, она ведь чувствует себя такой одинокой, а Лена утешает ее одним только появлением. Малышка узнала, что ее маленькое доброе дело подобно свече, от которой зажигается огромный факел на маяке, показывающем путь кораблям во тьме. И без этого огонька просто не было бы большого пламени. Так и добрые дела каждого человека, ребенка, как бы неприметны они ни были, просто необходимы в этом мире и угодны Господу.

Короткие истории для самых маленьких

О. Ясинская написала короткие христианские поучительные рассказы для малышей. В них есть все, что нужно православному. Один из рассказов под названием «Тайна» из сборника «Маленькой христианке» учит быть уступчивым, самоотверженным, делать приятное и доброе другому, всегда быть готовым прийти на помощь. В истории, повествующей о двух сестрах, сокрыт секрет счастливой жизни по христианским законам. И ничего более не нужно в отношениях между людьми для мирной и охваченной любовью и пониманием жизни.

А рассказ «Чему нас учат пчелы» на их примере показывает, как должно детям любить родителей и заботиться о них, особенно если болезнь или старость ограничивает их силы. Ведь это заповедь Господня «Почитай отца своего и мать свою». О ней всегда нужно помнить.

Христианские стихи, рассказы

Кроме поучительных историй для детей есть много стихов, загадок, написанных для маленького православного христианина. Например, Марина Тихонова пишет не только христианские рассказы, но и стихотворения, и загадки. Ее сборник «Православные стихи для детей» пронизан счастьем семейной жизни, добром и светом. В сборник вошли несколько стихотворений, загадки о Боге и обо всем, что с Ним связано, и рассказ «У рождественской елки». Он повествует о семье, которая перед праздником украшает елочку гирляндой, игрушками, дождиком и звездой. Родители объясняют детям, что означают Рождество и Новый год, праздничное дерево, украшения на нем. Вся семья благодарит Господа за чудесные дары, полученные каждым. Рассказ пробуждает такие сильные эмоции и чувства, что хочется самому взять украшения, вешать их на елку и благодарить Бога за все, как герои истории.

Откуда я появился?

Пожалуй, это самый неловкий вопрос для родителей от подросшего сына или дочки. Но дети настойчиво обо всем расспрашивают. Христианские рассказы помогут и на этот вопрос найти ответ маленькому слушателю, а его маме и папе подскажут, что нужно в таких случаях говорить. Историю про мальчика Митю, которая называется «Самый первый папа», написал Андрей Ермоленко. В этом рассказе заключена подсказка родителям и объяснение ребенку о том, кто такой Отец Небесный, откуда берутся дети. Очень трогательная и поучительная история. Ее должен прочитать каждый, у кого есть дети.

Афон для детского сердца

Так называется книга, написанная монахом Симеоном Афонским. По сути, все христианские рассказы являются своеобразной священной горой Афон, которая разрушает в каждом сердце языческие храмы, возводя крепость истины Божьей, укрепляя веру, дух, питая все лучшее, что есть в ребенке или взрослом.

Монах своими рассказами ненавязчиво знакомит детей с прописными истинами Господними. В конце каждой истории находится вывод, который следует из нее. Рассказики все небольшие, их легко сможет дослушать до конца даже самый маленький христианин. Книга учит детей (да и родителей тоже) смирению, вере в Бога, добру, любви к Господу, видеть чудеса в привычном, делать выводы из всего произошедшего, думать в первую очередь о других, судить себя за свои ошибки, не стараться винить других в чем-то, не гордиться, быть смелым на деле, а не на словах. Кроме того, книга учит тому, что иногда несчастье тоже несет добро, а простая жизнь и есть уже счастье. Чтобы найти Царство Небесное, нужно потрудиться. Ради настоящей Любви нужно отдать все, и тогда Небеса станут ближе. Так учит монах.

И в этом свете открывается сила и глубина Детской Любви — вот она, премудрость Божья, ведь ребенок любит не за что-то. Сохранить детское сердце непросто, но именно такие люди и спасаются. Монах поучает не только малышей, его христианские истории, рассказы — и взрослому наука.

Полезно было бы почитать произведение «О лягушке и богатстве». Главная мысль рассказа заключается в следующем: хочешь брать, будешь жить земной жизнью, а если по сердцу духовная жизнь — учись отдавать. Еще много мудростей монах Афонский написал в виде историй поучительных и интересных. Эта книга полезна каждому, ступившему на праведный путь.

Христианские рассказы нужны в каждом возрасте как подспорье на пути к Богу. Читая ребенку, родители сами почерпывают светлое и доброе, что помогает им идти нужной дорогой и вести за собой детей. Пусть Бог пребудет в каждом сердце!

В этой рубрике вы найдете православные рассказы и сказки, которые повествуют о вечных ценностях. Большая часть историй — это события, произошедшие в реальной жизни с настоящими верующими или неверующими людьми.

В современном мире так много различной литературы, что обычному человеку легко потеряться в этом море пустословия и странной морали. Людей (и в частности, детей) учат любить только себя, угождать своим интересам и стремиться к глобальным целям. Но так ли это важно? Это ли делает человека истинно счастливым?

Православный рассказ для детей

Когда я был маленьким, бабушка часто водила меня в Церковь. В воскресенье мы поднимались рано утром, срезали на клумбе свежие цветы, наполняли корзинку фруктами со своего огорода, и шли по длинной косой улице которая, прямиком выводила к церковной ограде. Войдя в Церковь, бабушка первым делом выкладывала из корзинки продукты на поминальный стол, потом устанавливала цветы в одну из больших ваз перед какой-нибудь иконой и занимала свое обычное место перед Николушкой Чудотворцем.

Я находился подле нее, а если уставал, вместе с другими ребятами садился на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей к верхнему хору. На первый взгляд, ничто не омрачало безоблачную картину моего трепетного и вместе с тем беззаботного воцерковления. Но это только на первый. На самом же деле, я страшно боялся. И страх этот буквально пронизывал все мое детское естество. А, надо сказать, что родители мои, в отличие от бабушки, были людьми ни капли не верующими. Как-то раз, на Пасху, мы по традиции приехали к бабушке, и моя мама решила подмести двор. Мне тогда было, никак не больше четырех годков. Так вот, бабуля (которую я безмерно люблю, уважаю и считаю мудрейшей в мире женщиной) рассказала маме такую историю. Дело было в советские годы. Одна маманя на Пасху пошла работать в поле. А детей своих (уж и не помню, сколько их там было) заперла дома. Пока маманя была в поле, случился сильный пожар, и ее дети угорели. Все это произошло потому, что работать в такой большой Праздник – страшный грех. Вот Боженька и покарал нерадивую маманю.

Помню, как услышав бабушкин рассказ, я едва не лишился чувств от страха. Ведь мне уже тогда было известно, что Господь наш Всеведущ, а значит, Он видит все наши дела и мысли, добрые и злые, и даже самые крошечные, на первый взгляд незначительные шалости. Мама, конечно на эту историю не обратила никакого внимания, а вот я стал бояться Бога. И страх этот становился тем сильнее, чем ближе мы с Ним соприкасались. Например, глядя на иконы, которые висели у бабушки в доме, я несознательно стался опускать глаза, вспоминая о съеденной до обеда конфете, или о том, как стрелял в кота Барсика виноградинами. Особенно же плохо мне было в Церкви. Другие ребята шептались, негромко хихикали и радостно водружали ароматные восковые свечи на положенные для них места. А вот я все делал точно и сухо, опасаясь страшной неведомой кары, которая могла застигнуть меня запертым дома, точно также, как и детей той несчастной женщины.

Со стороны все считали меня очень сознательным и ответственным мальчиком. Мне часто поручали разные важные дела. Например, передать записки в алтарь, подать священнику кадило, сходить в кухню за просфорами. Раз поднимаюсь я с подносом полным новоиспеченных просфор по порожкам, и вдруг боковая дверь храма открывается и на меня со всего разбегу налетает какой-то сорванец. Я даже имени его не знал, потому что видел-то всего пару раз на службе. Лечу я значит вниз, и поднос с просфорами тоже летит. Отдельно, конечно. А сорванец, нет, чтоб помочь мне. Как ни в чем не бывало, разворачивается – и поминайте, как звали.

Сижу я на земле. Мне и больно и обидно, и более всего страшно. Одно дело, конфеты до обеда воровать и совсем другое – просфоры испортить. А тогда лето было, погода сухая стояла. Просфоры упали на землю и совсем не испачкались. То есть, собери обратно на поднос – никто и не узнает. Мне бы позвать кого-то, да признаться. Но вместо этого, я просфоры зачем-то на поднос сложил и в Церковь принес.

В самом деле, происшествие это осталось никем не замеченным. Служба закончилась, люди разобрали просфоры и разошлись. Мы с бабушкой тоже домой пошли.

Вот иду я по дороге и так мне страшно, что хоть ложись и помирай. Кругом чудится кара небесная. А как домой пришли – вообще: на меня и крыша валится, и еда поперек горла встает, и болезни разные смертельные проявляются. Хотел я бабушке рассказать обо всем. Но стыдно. Кое-как пережил ночь, а наутро отпросился погулять и побежал в Церковь. Мне тогда только седьмой год шел, так что к исповеди меня еще не приглашали, иначе я б по форме покаялся.

Прибегаю я, значит, в Церковь. Утро понедельника. Священника, конечно же нет. Есть только бабулька на свечах. А отец Евгений, наш сельский батюшка жил тут же в домике при Церкви. Я говорю:
— Ой, не могу, помираю. Позовите мне батюшку.

Старушка поворчала, что, мол, зазря священника от дел отвлекать, но все-таки позвала его.

Вот пришел отец Евгений. Забрал меня с собой в маленькую комнатку – библиотеку. Усаживает на стульчик и слушает. А у меня уже истерика, слезы из глаз в три ручья. Говорю:
— Не хочу помирать молодым!

Батюшка, строго:
— Хоть тебе и нет еще семи лет, чадо, нужно покаяться.
Ну я и покаялся. Рассказал все про просфоры, а еще прибавил, что страшно боюсь Бога и не хочу погореть, как у той тетеньки дети.

Отец Евгений серьезным сделался. Подробно меня расспросил, кто мне такую страшилку рассказал, а потом и поясняет:
— Если бы Бог наш так каждого карал, и верующего, и неверующего, на Земле людей бы овсем не осталось. Вот представь, тебе говорят, что во дворе такого-то дома есть злая собака, которая всех и каждого готова в клочки разорвать. Ты что сделаешь?

Я не задумываясь ответил:
— Конечно же никогда не пойду в тот двор.
— А если тебе скажут, что собака эта может только на одного человека напасть. То есть, например, одного разорвет, а других уже не тронет.
— Все равно не пойду, — настаивал я. Кому ж хочется, чтоб его собака разорвала?

Отец Евгений улыбнулся:
— Знаешь, а ведь я тоже, наверное, не пошел бы к той собаке. – он помолчал, а потом продолжил, — Но вот Господь наш, точно также, зная, что Его предадут нечеловеческим мукам, не задумываясь пошел на свой крест. И ради добрых, и ради злых. Ради всех людей в мире, большая часть из которых в Него так никогда и не уверовала.

Я задумался:
— Получается, что Ему было всех их очень жалко?
— Получается, что так. А теперь скажи мне, может ли Тот, Кто способен на такую безграничную жалость к людям, сделать им что-то плохое?

Я чуть не разревелся снова. (Пишу это сейчас и думаю, каким же ревой-каревой я был-то в свои неполные семь лет! ) Мне стало так тошно от того, что я столько времени боялся Бога. А ведь Он, ради всех и ради меня претерпел свои страдания. Значит Он совсем не злой, а даже наоборот – очень добрый, самый добрый на свете.

И с этого дня жизнь моя юная кардинально переменилась. Нет, я не стал безнаказанно веселиться в Церкви вместе с другими ребятами и совершать иные шалости. Я был все также сдержан в своих действиях и мыслях. Только теперь мне было страшно не от того, что я мог получить какую-то там неизвестную кару. Я просто очень боялся обидеть дорого моему сердцу и любящего Бога.

Автор Опубликовано Рубрики Метки

Православный рассказ ЧИТАТЬ онлайн

Толик бывал в Церкви и раньше. На Пасху, например, или на Крещение, когда они с пацанами дружно ныряли в прорубь, на глазах у восхищенных девчонок. Но, вот чтоб просто так, без стадного разумения – никогда. «Да и зачем туда вообще ходить, в эту Церковь?» — думал Толик. До того дня, пока не случился с ним самый трудный, самый не сдаваемый и не автоматополучательный экзамен. Техника и технология промышленного производства (ТТПП). И это у первокурсника, у которого еще и усы-то по-нормальному не растут!

Но, как говорится, против программы не пойдешь. И вот тогда-то Толик и решил по своей собственной надобности в первый раз зайти в Церковь. Что именно нужно делать и как, он точно не знал. Но понимал одно – если и это не поможет, плохи его дела.

ТТПП, даже при очень большом желании Толик выучить бы не смог. Казалось, все обстоятельства с первой и до последней минуты его пребывания в университете складывались таким образом, чтобы столкнуть его с этим и без того сложным предметом, поставить по разные стороны баррикады. Сперва, Толика вызывали на совещания студенческого актива, которые почему-то проводились в учебное время и именно на парах ТТПП. Потом совещания вроде бы прекратились, но зато наступили другие неотложные дела: один раз он переносил мебель из ремонтируемого класса, другой – относил на почту срочный конверт из деканата, третий – водил кого-то в медпункт. Ну а потом, осознав свою полную неосведомленность в вопросах, связанных с выплавкой чугуна и стали, а также принципами работы молочных и мясных комбинатов, услужливый Толик в конец отчаялся и стал добровольно на легальных основаниях искать поводы для пропуска сложного предмета.

И вот теперь, попав в неофициально черный список седовласого профессора Томушева, который славился на весь университет своей непоколебимостью, Толик стоял перед церковным крылечком, размышляя над тем, как кормят в нынешней армии и какие перспективы открываются перед эконом географом – недоучкой.

Он вошел в низенькую темную Церквушку. Она и снаружи-то казалась крохотным домиком, случайно спрятавшимся среди наседающих на нее с четырех сторон громадин – многоэтажек. А внутри, так и вовсе была немногим больше спичечного коробка. Слева от входа стоял лоток со свечками и корзинкой для денег, через два шага – на высокой подставочке лежала какая-то икона, еще через два шага Церквушка заканчивалась желтым подсвечником, на котором горело несколько свечей.

Можно конечно говорить о том, что в церковных ритуалах нет ничего сложного. Перекрестился, поклонился, поставил свечу, попросил Кого надо, и дело сделано. Все это так, когда с тобой рядом знающие люди, или хотя бы бабульки, вечные здешние обитательницы. Они делают – ты делаешь, они выстаивают нескончаемо длинные церковные церемонии – ты уходишь. Потому что, им-то спешить уже некуда. А у тебя вся жизнь впереди, столько всего успеть нужно. Другое дело, когда кроме тебя в Церкви нет никого… Совсем никого.

Толик смущенно протянул руку за свечкой, но тут же отдернул ее, достал из кармана деньгу, уже положил было, но потом подумав, убрал деньгу обратно в карман и достал другую, повесомее. Как-никак серьезный вопрос решается.
Потом он сделал два шага, неумело водрузил свечу на подсвечник, размашисто перекрестился, закрыл глаза и со всей силы пожелал сдать экзамен. (Недаром же говорят – мысль материальна! )

На этом его ритуал можно было бы считать оконченным. Толик развернулся и уже хотел выйти из Церкви, как вдруг из-за центральной стены, в которой образовалась небольшая неприметная дверка, выскользнул молодой священник, одетый по форме с тяжелым крестом на груди. На вид ему было немногим больше Толика, и это странное видение заставило студента – первокурсника застыть на месте, в глупом оцепенении. Наверное, стоило сказать что-то, потому что Церковь была так мала, что разойтись по разные стороны не задев друг друга, молодые люди бы точно не смогли. Вот только как обращаться к незнакомцу? К пожилому, умудренному сединой батюшке – это одно дело. Кажется, их зовут святыми отцами? Или, попами. Нет, попами – это грубо. А тут во как…

Священник приветливо улыбнулся. Толик улыбнулся в ответ. Как-то аккуратно проскользнув к подсвечнику, даже не задев стоящего, священник принялся тушить маленькие догорающие свечи и складывать их в коробочку. Толик уже хотел было выйти на улицу молча, но страх и мысли о предстоящем экзамене заставили его раскрыть рот. Получилось как-то глупо:
— Простите, а вы тут работаете?
— Служу, — ответил священник, протирая подсвечник серой тряпицей.
— Наверное, новенький? – продолжил Толик. Ему самому слышалась вся несуразность сказанного, но остановиться он не мог.
— Можно и так сказать, — улыбнулся священник. – Пятый курс семинарии. Вот определили пока на этот приход.
— Аааа, — промычал Толя. – А выглядите моложе.
— Мне об этом часто говорят, — священник развернулся и пристально посмотрел ему в глаза. – Экзамены? – спросил он, словно угадывая Толины мысли.
— Ага.
— Да, у меня через месяц тоже последняя сессия. Даже не верится.
— Значит у вас там и экзамены бывают? – с интересом спросил Толик.
— Все как в обычном вузе. Только предметы другие. Но есть и светские – русский язык, например, философия, физкультура.

Толик принялся задавать священнику много разных вопросов. Никогда прежде ему не приходилось видеть в живую кого-то, кто бы учился в семинарии и при этом был священником. Спустя какое-то время, отец Вадим (так звали незнакомца) спросил Толика:
— А ты просто так зашел, или по какой-то конкретной проблеме?
— Вообще-то, проблема у меня действительно есть. Серьезная. Наверное, не сдам один экзамен. Он очень трудный. И тогда меня в армию заберут. И накрылась моя учеба медным тазом. Родители расстроятся, страшно даже подумать.
— А ты к экзамену-то хоть готовился? – спросил Толика священник – семинарист.
— Готовился, — честно признался тот. И добавил, — читал один билет.
— Один из одного? – усмехнулся отец Вадим.
— Один из пятидесяти пяти, — вздохнул Толик и щеки его запылали. – Нет, вообще-то я не двоечник, у меня в школьном аттестате троек не было. Просто тут все так совпало неудачно. Я сначала хотел зубрить до последнего, а потом отчаялся и прочитал всего один билет.
— Отчаянье – это серьезный грех, — сообщил ему священник. – Ты, наверное, не знал?
— Не знал, — откровенно ответил Толик.
— Ну, это ничего, — ободрил его отец Вадим. – Главное, чтобы такие практики в привычку не входили. А один раз, как говорится, можно и вымолить.
— Как это?
— Очень просто. Господь наш милостивый. Не даром же говорят – учение свет. Вот ты сейчас помолись здесь и попроси Его о помощи. Только искренне и пообещай, что больше никогда не станешь так пренебрежительно относиться к учебе.
— И что, сработает? – удивленно спросил Толик.
— Если искренне попросишь, обязательно сработает, — подтвердил священник. – Вот зайди ко мне как-нибудь потом, я тебе после службы таких историй из своей семинарской жизни расскажу – не поверишь.
После этого, отец Вадим ушел, а Толик остался и от всей души попросил Бога помочь ему сдать этот нелегкий экзамен.

На другой день, ровно в половине девятого утра, Толик вместе с другими одногруппниками вошел в аудиторию, где на большом столе были разложены новенькие, свежеотпечатанные билеты. Подумав, что перед смертью все равно не надышишься, Толик решил первым тянуть билет. Товарищи не возражали, а седовласый Томушев только скептически пробурчал что-то себе под нос.

Толик протянул руку, пальцы его дрогнули, словно охваченные судорогой и подхватили легкий белый билет.
— Билет номер пятьдесят три, — начал читать Толик. И тут буквы поплыли у него перед глазами. В билете находились именно те вопросы, которые он учил. Поверить в такую удачу было практически невозможно. Едва удерживаясь на ногах, Толик дошел до своего места, плюхнулся на стул и некоторое время старался прийти в себя. А потом взял ручку и написал все ответы.
В этот день на экзамене он получил четыре. Ну, потому что нельзя ставить пять тому, кто прогулял почти все занятия по дисциплине.

В ближайшее же воскресенье Толик побежал в Церквушку. Шмыгнул в крохотный деревянный коробок, и в одиночестве простоял до самого конца службы, слушая неизвестно откуда доносившееся сольное пение. Когда все закончилось, из-за невидимой дверки снова выскользнул отец Вадим и приветливо улыбнулся Толику, как старому знакомому:
— Ну что, студент, как экзамен?
— В это невозможно поверить… — начал Толик.
— Неужели сдал? – совершенно не удивившись спросил отец Вадим.
— Сдал – сдал! Это работает, но я даже и не думал…
— А ты думаешь, если бы все знали, что это работает, у нас бы тут очередь не выстроилась? Ну вот студент, первый раз вышло, но на будущее учись сам. Не искушай судьбу.
— Я понял, — кивнул Толик. – И не понял одновременно. Как же это все-таки вышло? Ведь билетов было так много.

Отец Вадим посмотрел на него, еще раз улыбнулся и скрылся за неприметной дверью.
К Толику подошла какая-то старушка:
— Милок, ты свечу брать будешь? А-то мне Церковь закрывать нужно.
— Как закрывать? – спросил Толик. – А батюшка, что с черного хода вышел?
— Какой еще батюшка? – удивилась старушка.
— Ну молодой такой, отец Вадим. Семинарист.
— Нет здесь таких, — ответила старушка. – И других нет. Сколько уж просим определить на наш приход священника. Хорошо бы молодого, да где их взять-то столько? Вот открываю тут по воскресеньям на три часа, чтоб если кто захочет свечу поставить, помолиться…

На грядущий учебный год, абитуриент Анатолий Должиков подавал свои документы в Духовную Семинарию. Он не сомневался, что учиться там будет ничуть не легче, чем в светском вузе. Вот только иначе он уже не мог.

Автор Опубликовано Рубрики Метки

Православный рассказ для детей ЧИТАТЬ

Саше было уже семь лет. Не то, чтобы очень много. Но, все ж и не мало. Отрок, как-никак, а это и звучит солидно, и ответственность. На этот год Саша собирался поступать в первый класс. Мама заранее повела его в ближайшую школу, чтобы Сашу проверили, так сказать, на профпригодность. Нынче, современные школы наподобие университетов стали. Там своя комиссия приемная существует. Если, к примеру, ребенок поступает в школу с английским уклоном, так еще до обучения извольте знать алфавит, слова некоторые и прочее. Но, Саша, к счастью в английскую школу не шел. Да и не было в их городе таковой.

Зато была Маргарита Семеновна Берест, которую боялись все от мала до велика. Чтобы понять ее характер, достаточно только узнать, что в квартире Маргариты Семеновны был устроен особый красный уголок с портретами Гоголя, Пушкина, Достоевского и других светил отечественной литературы. Так вот, просыпаясь утром, первым делом, она шла в этот уголок и просила своих кумиров дать ей силы для просвещения юных неокрепших умов. Тоже самое Маргарита Семеновна делала и перед сном.

Так уж вышло, что именно в тот год, когда Саша собрался поступать в первый класс, Маргарита Семеновна была назначена руководителем приемного отделения школьников. Она долго и обстоятельно беседовала с каждым будущим учеником, проверяла его знания, а заодно и знания его родителей, а потом распределяла детей по классам – А, Б, В или Г.

Саша вместе с мамой вошли в просторный кабинет. Мягкий солнечный свет проникал сквозь тонкую тюлевую занавеску, скользил по партам, стенам и сидящей за учительским столом женщине.

Вошедшие поздоровались. Маргарита Семеновна указала им на парту перед собой. Они послушно сели.
— Ну здравствуй, — добродушно начала она. – Сколько же тебе лет, уважаемый?
— Семь, — робко ответил Саша.
— В ноябре будет восемь, — добавила мама.

Маргарита Семеновна поправила очки:
— Восемь это уже серьезно. Ну, что ж, давайте не будем терять время даром. Скажи-ка дружок, знакомо ли тебе имя великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина? – произнося фамилию она слегка повысила голос, словно пытаясь подчеркнуть значимость озвученной персоны.

Саша неуверенно кивнул. На самом деле, он хорошо знал Пушкина, знал его сказки и даже стихотворение «У Лукоморья дуб зеленый» наизусть. Просто сейчас ему было немного не по себе.
— Это очень хорошо, — проговорила женщина, и тут же достала откуда-то увесистый том. – Давай, пожалуй, начнем с поэмы Руслан и Людмила. Прочти-ка мне первую страницу, — она протянула Саше книгу.
— Простите, — робко вмешалась мама, — это что сейчас программа такая? Кажется, в мое время мы эту поэму читали в пятом классе.
— Сейчас не ваше время. И даже не мое, — резко заметила Маргарита Семеновна, и от тона ее у Саши все как-то похолодело внутри. Он смотрел в книгу и молчал, макушкой ощущая на себе колючий пристальный взгляд.
— Ну, что же мы здесь, до утра сидеть будем? – наседала учительница.

Саша сглотнул застрявший в горле ком и прошептал:
— Я не умею.
— Что? – переспросила Маргарита Семеновна. – Я не расслышала.
— Я не умею читать, — повторил мальчик, не отрывая глаз от книги.

У сидящей рядом мамы слегка порозовели щеки. И, совсем не оттого, что она мало внимания уделяла собственному ребенку. Нет, Саша очень упорно занимался чтением и с мамой, и с бабушкой, и даже с папой, когда тот возвращался из рейса. Вот только буквы никак не желали заводить с ним дружбу. Они словно играли в прятки, показывая свое истинное лицо лишь на мгновение, чтобы тут же скрыться, смешаться в толпе своих безликих собратьев. И ведь странно – Саша не подавал иных признаков задержки развития. С точки зрения современной медицины, он был совершенно здоров. Если честно, потеряв последнюю надежду, мама очень рассчитывала на школу. Она думала, что ее сынок придет в класс, а там ему встретится чудо педагог, с многолетним опытом работы, и все как-то само собой наладится.

Маргарита Семеновна встала и медленно прошлась по комнате. Наверное, было бы лучше если бы она сказала хоть что-то. Но она молчала, и молчание это странным образом сотрясало воздух.

Наконец она уселась на свое место:
— Да, в современном мире, увы, иные идеалы. Сегодня телевизор и все эти кнопочные приборы заменяют нам то, что может приносить подлинную радость. Мальчик не виноват. Семья – вот институт, который в первую очередь несет ответственность за формирование юных умов. В вашем случае я могу сказать только одно – если ребенок к восьми годам не научился читать, проблему нужно не озвучивать полушепотом. О ней нужно кричать, что есть силы. К сожалению, в нашем городе нет такой школы, в которой занимаются с проблемными детьми. Думаю, вам стоит обратиться в райцентр.
— Подождите, — испугалась мама. – Но, ведь у вас нет оснований…

Маргарита Семеновна не дала ей закончить.
— Думаете у меня нет оснований? Да знаете ли вы, что я в свое время возглавляла краевую комиссию по отбору абитуриентов для Московских вузов! Ко мне даже покойный губернатор обращался за помощью при написании особо важных документов. Мое слово в образовании нашего города весит гораздо больше, чем вы можете себе вообразить.
— Пожалуйста, дайте нам шанс, — мама едва не плакала. От выражения ее лица у любого сердце могло бы дрогнуть. Но только не у Маргариты Семеновны.
— А что же вы за восемь лет не использовали свои шансы? Набор учеников завершается десятого августа. Не думаю, что вам удастся изменить что-то за два месяца.
— Значит, до десятого августа у нас еще есть время? – мама расправила плечи.

На ее лице не осталось и следа от былого горестного выражения. Одно только спокойно-напряженное ожидание.
— Ну, если вам от этого станет легче, то да. Только учтите, что в районную школу для проблемных детей прием документов завершается примерно в это же время. Можете прозевать свое место и там.
— Благодарю вас, — сказала мама, взяла Сашу за руку и вышла из класса.

Июньский полдень был на редкость ласковым. От жары не хотелось прятаться в тень. Наоборот, солнышко светило мягко, бережно поглаживая золотые волосы мальчика, конопатя его маленький нос, и отливая перламутровым блеском на платье высокой и стройной мамы. Они шли медленно. Говорить обоим не хотелось.

В этот день Саша и мама долго бродили по уютным городским улочкам, пахнущим свежей мятой, и алычой, и малиной, и курятниками, и еще много чем таким знакомым и обыденным.

А потом где-то зазвонил колокол. Мама и Саша остановились, невольно прислушиваясь к этому странному и вместе с тем обычному звуку. Они словно впервые осознали, что здесь в их маленьком мирке есть колокольня, которая для чего-то звонит в этот вечерний час.

Не сговариваясь, все также пребывая под влиянием своих тяжелых и молчаливы мыслей, они направились по обыкновенной тихой улочке, вдоль обыкновенных одноэтажных домиков туда, откуда раздавался незнакомый призыв.

Храм, а вместе с ним и колокольню открыли всего несколько недель назад. Может быть именно сейчас тяжеленный, видавший виды колокол впервые прозвенел спустя многие годы. И может быть именно поэтому мама и Саша так удивились его звону. Хотя, сказать наверняка очень трудно.

Небольшая Церковь в честь Святителя Николая выглядела так, как и положено двухсотлетнему зданию, не находившемуся ни под какой охраной государства долгие годы. Некоторые окна из-за отсутствия стекол были заколочены, вместо ступеней у парадного крыльца был сконструирован дощатый помост с кирпичиками. Сквозь серо-голубые стены проглядывала чернота основания конструкции.

Несколько старушек уверенными шагами подошли к двери и одна за другой скрылись в черной неизвестности.

Саша вопросительно посмотрел на маму. Дети всегда так делают, когда чего-то не знают. Мама взяла его за руку, и вслед за старушками нырнула под свод двухсотлетнего зодчества.

Пройдет несколько лет, и запах, который они впервые почувствовали в Церкви станет таким же привычным и знакомым, как и запах уютных городских улочек. Но сейчас что-то тонкое, ароматно-умиротворяющее и даже волшебное почудилось им в окружающей необычной обстановке. Чей-то правильный и очень высокий голос выводил мотив незнакомой песни. Все было странно и вместе с тем незатейливо, словно Кто-то заранее положил быть этому запаху, этой песне и вообще этому месту здесь от начала и до скончания времен.

…Наверное, прошло достаточно времени, потому что старушки стали расходиться, а мама с Сашей все еще стояли в Церкви, не решаясь двинуться с места. Кто-то негромко окликнул их. Мама, словно очнувшись от глубокого сна, посмотрела на человека, стоявшего рядом. Это был обыкновенный седенький священник, каких иногда рисовали в учебниках по научному атеизму. Вот только, в отличие от тех персонажей, глаза у этого были теплыми:
— Служба уже закончилась, — спокойно произнес он, — могу я вам чем-нибудь помочь?
— Не знаю, — как-то само собой вырвалось у мамы.

Это бывает, когда совершенно незнакомому человеку вот так запросто выкладываешь все, что есть на душе. Словно всю свою тяжесть выливаешь на него, только от того, что он не свой и его не жалко. Мама говорила о своей беде и, кажется даже всхлипывала временами. А Саша просто стоял рядом. Он знал, что сегодня снова заставил свою мать переживать и всем сердцем хотел это исправить.

Священник внимательно выслушал говорившую, а когда она замолчала, спросил:
— Ну и с чего вы решили, что все так уж безнадежно?
— Как? – не поняла мама. Ей вдруг показалось, что священник ее вовсе не слушал, и от этого стало не по себе.
— Если человек пытается решить проблему своими силами, а у него ничего не выходит – это не признак безнадежности. Это всего лишь означает, что здесь, как, впрочем, везде и всегда без Бога мы бессильны.

Мама посмотрела на священника недоверчиво.
— Вот, к примеру, — продолжил он свою мысль, кто-то болеет. Болеет долго и тяжело. Врачи лечат его, лечат, так и эдак стараются, но у них ничего не выходит. О чем это говорит?
— О том, что человеку нельзя помочь? – простодушно спросила мама.
— О том, что причина болезни есть, как же иначе, просто с того места, где стоит врач она не видна. Зато всевидящий Господь знает о болезни этого человека еще до того, как она появилась, знает о ее причинах, о том, для чего она, к чему ведет.
— Вы хотите сказать, что наша проблема тоже имеет свою причину, которая не видна на первый взгляд?
— Я хочу сказать, что о безнадежности в вашем случае говорить нельзя, поскольку самое сильное и самое действенное средство вы еще даже не пытались использовать…

В этот день мама и Саша ушли из Церкви не с пустыми руками. Они несли с собой крохотный молитвослов, в котором были собраны самые важные молитвы – Отче Наш, Символ Веры, Царю Небесный, Богородице Дево радуйся и еще несколько.

Теперь каждый вечер перед тем, как лечь спать, мама молилась в Сашиной комнате, каждым уголком своего любящего сердца уповая на Создателя и Его всеблагую милость. Когда наступило десятое августа, молитвы читал уже Саша, а не мама. Удивительно даже, за каких-то два месяца ему удалось научиться читать так, как иным ребятам не удавалось и за несколько лет. Все оттого, что, когда человек не полагается на свои силы, а предает себя в руки Господа, жизнь его, а вместе с ней и все умения, цели, планы и мечты идут уже не по тернистой горной тропинке, а по широкой светлой дороге, освещаемой дивным светом, невидимым нашими земными очами.

От автора. Это мой самый первый в жизни рассказ. Знаете, бывает так, одно малюсенькое событие в жизни, вроде бы неважное, меняет все. Переворачивает с ног на голову. Вот и здесь… Кто-то давным-давно попросил меня написать рассказ для благотворительного рождественского конкурса. Почти не глядя я набросала сюжет из повседневности, лишь немного подключив фантазию. А после этого стала писать. Коряво, много, но зато от души. Бросила преподавательскую деятельность и любимую географию, о которой мечтала почти всю жизнь, и пустилась в долгое плавание по волнам сюжетов и вымышленных судеб.

Так что, дорогие мои, как говорится, не взыщите. Читайте сердцем, а не глазами. Мораль, она ведь почти всегда на поверхности.

…Неужели Вы никогда в жизни не видели чудо? Если это так, то мне Вас искренне жаль, потому что без чудес любой человек – не важно, кто это, молодой парень или седая женщина, сразу превращается в дряхлого старика. Уходит такой человек утром на работу, вечером возвращается домой и ничегошеньки чудесного не ждет, потому что, наверное, ему мама с папой в детстве говорили, что чудес не бывает. А он и поверил.

В нашем маленьком городишке на самом юге Матушки России в большом девятиэтажном доме вместе с собакой таксой жил один такой человек. Никогда не замечали, как некоторые животные могут быть похожи на своих хозяев (или хозяева на них)? Ну, прямо одно лицо! И у этого дядечки собака была очень на него похожа – смотрит так исподлобья, зубы скалит и так и хочет укусить всех прохожих. Однажды я шла по улице вместе со своей собачкой, так эта такса налетела на моего бедного пса и прокусила ему бок. Я заплакала, а дядечка еще и крикнул нам вслед, чтобы не ходили тут больше никогда и еще что-то плохое… Не помню.

И в доме все его не любили. Потому что он ни с кем не здоровался. Пройдет мимо местных бабулек, дверью входной хлопнет. Ну что тут скажешь. Мы даже, грешным делом, ему за глаза давали разные нехорошие прозвища. Например, за то, что он один раз бросил в соседских мальчишек картошку из окна, чтобы те не гоготали ночью перед окном, мы его так и называли — Картошка.
Недалеко от нашего дома есть маленькая церквушка, у которой даже и здания своего нет – вытянутый низкий барак и крест над входом. Но там всегда так многолюдно, потому что священник – отец Петр – человек мудрый и даже, говорят, прозорливый. К нему и монахи приезжают на исповедь. И мы ходим, хотя и не так часто как хотелось бы.

Ну так вот, в канун Рождества мы с мамой пошли на всенощную службу в эту церквушку, кое-как втиснулись в переполненную комнатку и, ничего не замечая вокруг, погрузились в то необыкновенное мгновение последних часов поста, после которых смиренное христианское воздержание и скорбь сменяются на душевное ликование и сопричастное радование, вместе с другими сотнями православных верующих всего мира. Хор уже запел «Блаженны нищие духом…», и вдруг я заметила в углу возле иконы Николушки Чудотворца того самого дядечку – Картошку. Стою и не могу поверить, что он тоже в церковь на Рождество пришел. Маму за руку тяну, показываю ей тихонько и вижу, что она тоже удивлена не меньше меня. Я так больше и не смогла погрузиться в молитву. Только стояла, и на душе было очень плохо, да на дядечку поглядывала.
А когда закончилась служба, я попросила отца Петра исповедовать меня, и там, на аналое перед Святым Евангелием, покаялась ему в том, как плохо думала об этом человеке и что во время службы не молилась вместе со всеми, а воображала себе Бог весть что.

Удивительно, но батюшка сразу понял, о ком я ему говорю. Отпустил мне грехи, а потом рассказал вот какую историю.
Двенадцать лет назад в Москве жила-была одна большая дружная семья: папа, мама и четверо детей. Жили они не богато, но всего хватало. Папа работал сантехником, а мама сидела дома и воспитывала детей. Благо, что квартира была у них своя. От бабушки осталась. В один прекрасный день в этом доме случился большой пожар, и когда папа вернулся домой, то к своему ужасу обнаружил, что вся его семья погибла. Трудно представить, что после этого случилось с человеком. Он бросил работу, жизнь потеряла всякий смысл. Через несколько лет встретив его на улице случайно, можно было подумать, что это спившийся бомж, который таким и родился. Однажды, изрядно выпив, он впервые решил расстаться с жизнью и даже сам удивился, как эта мысль не приходила ему раньше в голову.

Пошел в метро и стал ждать поезд. Когда ветер на его голове уже начал шевелить засаленные волосы, предупреждая о приближении поезда, он сделал шаг вперед и оказался… не под вагоном, а в каком-то неизвестном месте. Было очень тепло и легко на душе. Как в детстве. Вдруг кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и увидел жену, а рядом всех своих четверых детей.
— Ну и слава Богу! — сказал он, — значит, я умер и попал в рай.

— Нет, — ответила грустно жена, — ты не умер, а если бы и умер, то в рай самоубийц не берут. Зачем ты так никчемно проживаешь свою жизнь?

— Мне ничего без вас уже не нужно, — сказал мужчина.

— Живи, потому что ты не сам дал себе жизнь, и не тебе ее отбирать. А мы тебя ждем здесь, и для нас нет времени. Кажется, только минуту назад мы с тобой расстались.

Он посмотрел на жену и улыбающихся рядом детей. Самый маленький задорно махал ему ручонкой.

…Мужчина открыл глаза, лежа на бетонном полу перрона. Над ним склонился недовольный полицейский. Через несколько дней человек продал дорогущую квартиру в Москве, часть денег отдал в ближайший благотворительный центр, а сам уехал в маленький южнорусский городок, купил себе собаку таксу и зажил с ней в полупустой квартире с ободранными обоями, оставшимися после прошлых хозяев.

— Вот так, — сказал батюшка. — Не судите, да не судимы будете. А то, что он злой на весь мир, так это оттого, что никак не поймет, отчего ему так долго приходится на земле одному мучиться и ждать встречи со своей семьей.

В одном маленьком селе, на самой опушке леса стоял дом лесника. Жила в нем девочка Аксинья со своим отцом и матерью. Жили они скромно, но дружно: летом по грибы-ягоды вместе ходили, а зимой, пригревшись у печи, псалмы тихонько распевали. Были родители у Аксиньи людьми верующими, оттого и дочку старались не баловать, а воспитывать в страхе Божием…

В одном из живописных уголков России раскинулось небольшое село с веселым названием «Доброе». Здесь и жила маленькая девочка София.
То и дело с ней происходили невероятные истории. А все потому, что малышка верила в чудо…

Однажды ёжик медленно брёл по лесу, обдумывая - чем бы ему сегодня заняться. Вдруг его окликнул медвежонок, который рассказал ёжику, что он ищет в лесу малину.
Ёжик вспомнил, как однажды, когда он пошел искать яблоки и грибы, он набрел на куст, весь усыпанный спелой малиной. Тогда ёжик съел всего несколько ягодок, которые лежали на земле, но малина ему понравилась, и ёжик сказал медвежонку:
- Пошли со мной, я знаю, где можно найти много малины!
И они пошли…

Православные рассказы детям. Господь с тобою…

А лёнка жила с мамой в маленькой деревушке в лесу. Училась она в первом классе, а школа была в соседней деревне. Жили они тихо, дружно, девочке казалось, что они с мамой самые счастливые…

В тот вечер, который навсегда запомнился Алёнке, мама пекла блины. Подняла она сковороду, ойкнула вдруг и согнулась от боли, только и смогла отставить сковороду в сторону.

― Мама, мамочка, что с тобой? ― кинулась к ней Алёнка.

Мама с трудом добралась до кровати и простонала:

― Не знаю, доченька, беги за соседкой.

Алёнка бросилась к соседям. Добрая старушка Васильевна тут же прибежала вслед за ней. Мама лежала и стонала. Она была такая бледная, что даже губы побелели.

― Плохо дело, ― сказала Васильевна. ― К фельдшеру сын приехал на машине, побегу за ними.

Алёнка осталась с мамой. Она тихонько плакала и прижимала личико к маминой руке.

Фельдшер быстро осмотрел больную и коротко сказал:

― Аппендицит. В город, на операцию, срочно!

― Алёнка, милая, только и смогла прошептать мама. С тревогой смотрела она на соседку. Та поняла её без слов.

― Не бойся, не оставим! - сквозь слёзы проговорила Васильевна. Заходить буду.

К себе соседка взять Алёнку не могла: муж пьющий, каждый день скандалы.

И вот маму увезли. Перед тем как сесть в машину, она вдруг крепко сжала Алёнкину руку и прошептала:

Господь с тобой, доченька.

Стих шум машины. Васильевна посидела, поплакала, обнявшись с Алёнкой, сказала: «Ложись-ка ты спать, завтра в школу!» - и ушла домой.

Алёнка всё думала про мамины слова… «Господь с тобою…» Они никогда не говорили о Боге.

В уголке у них висела икона Богородицы с Младенцем на руках от бабушки ещё досталась. Да пару раз в городе в церковь заходили. Аленке понравилось: там было очень красиво, только непонятно.

Девочка подошла к иконе. Лицо Божией Матери было такое доброе, спокойное. Алёнка перестала плакать. Вскоре она почувствовала, что очень устала, и прилегла, всё глядя на икону. Вдруг она вспомнила, что утром нужно идти в школу, ей стало очень страшно: идти-то нужно в темноте, через лес.

Алёнка всегда шла, крепко держась за мамину руку, да и то от каждого шороха вздрагивала… Как же она пойдёт одна? С этими тревожными мыслями Алёнка не заметила, как уснула.

И снится ей, будто идёт она через лес, а он не страшный вовсе, светлый, красивый, будто летом, нет, ещё красивее! цветы растут прекрасные, каких на земле нет, птицы поют чудесно, и свет над лесом ярче солнечного. Идёт Алёнка по этому лесу необыкновенному, слышит отовсюду шёпот прекрасный, как музыка: «Господь с тобою… Господь с тобою…» И не поймёт она: сон это или нет.

Встала девочка, собралась в школу. Когда вышла за порог, замерла: холодно, ветер воет, лес чёрным кажется. И снова тихо-тихо: «Не бойся, Господь с тобою…» Смело побежала она по тропинке и в школу успела вовремя.

Вечером Алёнка вернулась, сама в доме прибрала. Кое-как печку растопила. Пришла Васильевна, принесла молока с пирогом, посидела с ней.

Как ты тут одна? Страшно тебе? спросила соседка.

Да нет, не страшно, - улыбнулась Алёнка. А про то, что слышала, рассказывать не стала, и слов таких не знала, чтобы рассказать.

Так шли дни за днями.

Тем временем мама поправилась и вернулась домой. Алёнка бросилась её обнимать, целовать, плача и смеясь от радости.

Доченька, милая, как же ты одна справилась? спросила мама.

Алёнка посмотрела ей в глаза и вдруг тихо и серьёзно сказала:

Я не одна, со мной Господь. И с тобой, мамочка. Он здесь. И везде…

Мать обняла её и заплакала. Разве могла она сказать сейчас малышке, как молила она Бога за неё, находясь в больнице?!

Они подошли к иконе, стали на колени, перекрестились. Как высказать ту радость, ту благодарность, которая переполняла их сердца?

Слава Тебе, Господи! - прошептала мама.

Спасибо Тебе, Господь! - улыбаясь, шепнула Алёнка.

О многом говорили они в тот вечер. А утром встали рано-рано и поехали в город, в церковь.

Елена Михаленко

В этой рубрике вы найдете православные рассказы и сказки, которые повествуют о вечных ценностях. Большая часть историй — это события, произошедшие в реальной жизни с настоящими верующими или неверующими людьми.

В современном мире так много различной литературы, что обычному человеку легко потеряться в этом море пустословия и странной морали. Людей (и в частности, детей) учат любить только себя, угождать своим интересам и стремиться к глобальным целям. Но так ли это важно? Это ли делает человека истинно счастливым?

Православный рассказ для детей

Когда я был маленьким, бабушка часто водила меня в Церковь. В воскресенье мы поднимались рано утром, срезали на клумбе свежие цветы, наполняли корзинку фруктами со своего огорода, и шли по длинной косой улице которая, прямиком выводила к церковной ограде. Войдя в Церковь, бабушка первым делом выкладывала из корзинки продукты на поминальный стол, потом устанавливала цветы в одну из больших ваз перед какой-нибудь иконой и занимала свое обычное место перед Николушкой Чудотворцем.

Я находился подле нее, а если уставал, вместе с другими ребятами садился на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей к верхнему хору. На первый взгляд, ничто не омрачало безоблачную картину моего трепетного и вместе с тем беззаботного воцерковления. Но это только на первый. На самом же деле, я страшно боялся. И страх этот буквально пронизывал все мое детское естество. А, надо сказать, что родители мои, в отличие от бабушки, были людьми ни капли не верующими. Как-то раз, на Пасху, мы по традиции приехали к бабушке, и моя мама решила подмести двор. Мне тогда было, никак не больше четырех годков. Так вот, бабуля (которую я безмерно люблю, уважаю и считаю мудрейшей в мире женщиной) рассказала маме такую историю. Дело было в советские годы. Одна маманя на Пасху пошла работать в поле. А детей своих (уж и не помню, сколько их там было) заперла дома. Пока маманя была в поле, случился сильный пожар, и ее дети угорели. Все это произошло потому, что работать в такой большой Праздник – страшный грех. Вот Боженька и покарал нерадивую маманю.

Помню, как услышав бабушкин рассказ, я едва не лишился чувств от страха. Ведь мне уже тогда было известно, что Господь наш Всеведущ, а значит, Он видит все наши дела и мысли, добрые и злые, и даже самые крошечные, на первый взгляд незначительные шалости. Мама, конечно на эту историю не обратила никакого внимания, а вот я стал бояться Бога. И страх этот становился тем сильнее, чем ближе мы с Ним соприкасались. Например, глядя на иконы, которые висели у бабушки в доме, я несознательно стался опускать глаза, вспоминая о съеденной до обеда конфете, или о том, как стрелял в кота Барсика виноградинами. Особенно же плохо мне было в Церкви. Другие ребята шептались, негромко хихикали и радостно водружали ароматные восковые свечи на положенные для них места. А вот я все делал точно и сухо, опасаясь страшной неведомой кары, которая могла застигнуть меня запертым дома, точно также, как и детей той несчастной женщины.

Со стороны все считали меня очень сознательным и ответственным мальчиком. Мне часто поручали разные важные дела. Например, передать записки в алтарь, подать священнику кадило, сходить в кухню за просфорами. Раз поднимаюсь я с подносом полным новоиспеченных просфор по порожкам, и вдруг боковая дверь храма открывается и на меня со всего разбегу налетает какой-то сорванец. Я даже имени его не знал, потому что видел-то всего пару раз на службе. Лечу я значит вниз, и поднос с просфорами тоже летит. Отдельно, конечно. А сорванец, нет, чтоб помочь мне. Как ни в чем не бывало, разворачивается – и поминайте, как звали.

Сижу я на земле. Мне и больно и обидно, и более всего страшно. Одно дело, конфеты до обеда воровать и совсем другое – просфоры испортить. А тогда лето было, погода сухая стояла. Просфоры упали на землю и совсем не испачкались. То есть, собери обратно на поднос – никто и не узнает. Мне бы позвать кого-то, да признаться. Но вместо этого, я просфоры зачем-то на поднос сложил и в Церковь принес.

В самом деле, происшествие это осталось никем не замеченным. Служба закончилась, люди разобрали просфоры и разошлись. Мы с бабушкой тоже домой пошли.

Вот иду я по дороге и так мне страшно, что хоть ложись и помирай. Кругом чудится кара небесная. А как домой пришли – вообще: на меня и крыша валится, и еда поперек горла встает, и болезни разные смертельные проявляются. Хотел я бабушке рассказать обо всем. Но стыдно. Кое-как пережил ночь, а наутро отпросился погулять и побежал в Церковь. Мне тогда только седьмой год шел, так что к исповеди меня еще не приглашали, иначе я б по форме покаялся.

Прибегаю я, значит, в Церковь. Утро понедельника. Священника, конечно же нет. Есть только бабулька на свечах. А отец Евгений, наш сельский батюшка жил тут же в домике при Церкви. Я говорю:
— Ой, не могу, помираю. Позовите мне батюшку.

Старушка поворчала, что, мол, зазря священника от дел отвлекать, но все-таки позвала его.

Вот пришел отец Евгений. Забрал меня с собой в маленькую комнатку – библиотеку. Усаживает на стульчик и слушает. А у меня уже истерика, слезы из глаз в три ручья. Говорю:
— Не хочу помирать молодым!

Батюшка, строго:
— Хоть тебе и нет еще семи лет, чадо, нужно покаяться.
Ну я и покаялся. Рассказал все про просфоры, а еще прибавил, что страшно боюсь Бога и не хочу погореть, как у той тетеньки дети.

Отец Евгений серьезным сделался. Подробно меня расспросил, кто мне такую страшилку рассказал, а потом и поясняет:
— Если бы Бог наш так каждого карал, и верующего, и неверующего, на Земле людей бы овсем не осталось. Вот представь, тебе говорят, что во дворе такого-то дома есть злая собака, которая всех и каждого готова в клочки разорвать. Ты что сделаешь?

Я не задумываясь ответил:
— Конечно же никогда не пойду в тот двор.
— А если тебе скажут, что собака эта может только на одного человека напасть. То есть, например, одного разорвет, а других уже не тронет.
— Все равно не пойду, — настаивал я. Кому ж хочется, чтоб его собака разорвала?

Отец Евгений улыбнулся:
— Знаешь, а ведь я тоже, наверное, не пошел бы к той собаке. – он помолчал, а потом продолжил, — Но вот Господь наш, точно также, зная, что Его предадут нечеловеческим мукам, не задумываясь пошел на свой крест. И ради добрых, и ради злых. Ради всех людей в мире, большая часть из которых в Него так никогда и не уверовала.

Я задумался:
— Получается, что Ему было всех их очень жалко?
— Получается, что так. А теперь скажи мне, может ли Тот, Кто способен на такую безграничную жалость к людям, сделать им что-то плохое?

Я чуть не разревелся снова. (Пишу это сейчас и думаю, каким же ревой-каревой я был-то в свои неполные семь лет! ) Мне стало так тошно от того, что я столько времени боялся Бога. А ведь Он, ради всех и ради меня претерпел свои страдания. Значит Он совсем не злой, а даже наоборот – очень добрый, самый добрый на свете.

И с этого дня жизнь моя юная кардинально переменилась. Нет, я не стал безнаказанно веселиться в Церкви вместе с другими ребятами и совершать иные шалости. Я был все также сдержан в своих действиях и мыслях. Только теперь мне было страшно не от того, что я мог получить какую-то там неизвестную кару. Я просто очень боялся обидеть дорого моему сердцу и любящего Бога.

Автор Опубликовано Рубрики Метки

Православный рассказ ЧИТАТЬ онлайн

Толик бывал в Церкви и раньше. На Пасху, например, или на Крещение, когда они с пацанами дружно ныряли в прорубь, на глазах у восхищенных девчонок. Но, вот чтоб просто так, без стадного разумения – никогда. «Да и зачем туда вообще ходить, в эту Церковь?» — думал Толик. До того дня, пока не случился с ним самый трудный, самый не сдаваемый и не автоматополучательный экзамен. Техника и технология промышленного производства (ТТПП). И это у первокурсника, у которого еще и усы-то по-нормальному не растут!

Но, как говорится, против программы не пойдешь. И вот тогда-то Толик и решил по своей собственной надобности в первый раз зайти в Церковь. Что именно нужно делать и как, он точно не знал. Но понимал одно – если и это не поможет, плохи его дела.

ТТПП, даже при очень большом желании Толик выучить бы не смог. Казалось, все обстоятельства с первой и до последней минуты его пребывания в университете складывались таким образом, чтобы столкнуть его с этим и без того сложным предметом, поставить по разные стороны баррикады. Сперва, Толика вызывали на совещания студенческого актива, которые почему-то проводились в учебное время и именно на парах ТТПП. Потом совещания вроде бы прекратились, но зато наступили другие неотложные дела: один раз он переносил мебель из ремонтируемого класса, другой – относил на почту срочный конверт из деканата, третий – водил кого-то в медпункт. Ну а потом, осознав свою полную неосведомленность в вопросах, связанных с выплавкой чугуна и стали, а также принципами работы молочных и мясных комбинатов, услужливый Толик в конец отчаялся и стал добровольно на легальных основаниях искать поводы для пропуска сложного предмета.

И вот теперь, попав в неофициально черный список седовласого профессора Томушева, который славился на весь университет своей непоколебимостью, Толик стоял перед церковным крылечком, размышляя над тем, как кормят в нынешней армии и какие перспективы открываются перед эконом географом – недоучкой.

Он вошел в низенькую темную Церквушку. Она и снаружи-то казалась крохотным домиком, случайно спрятавшимся среди наседающих на нее с четырех сторон громадин – многоэтажек. А внутри, так и вовсе была немногим больше спичечного коробка. Слева от входа стоял лоток со свечками и корзинкой для денег, через два шага – на высокой подставочке лежала какая-то икона, еще через два шага Церквушка заканчивалась желтым подсвечником, на котором горело несколько свечей.

Можно конечно говорить о том, что в церковных ритуалах нет ничего сложного. Перекрестился, поклонился, поставил свечу, попросил Кого надо, и дело сделано. Все это так, когда с тобой рядом знающие люди, или хотя бы бабульки, вечные здешние обитательницы. Они делают – ты делаешь, они выстаивают нескончаемо длинные церковные церемонии – ты уходишь. Потому что, им-то спешить уже некуда. А у тебя вся жизнь впереди, столько всего успеть нужно. Другое дело, когда кроме тебя в Церкви нет никого… Совсем никого.

Толик смущенно протянул руку за свечкой, но тут же отдернул ее, достал из кармана деньгу, уже положил было, но потом подумав, убрал деньгу обратно в карман и достал другую, повесомее. Как-никак серьезный вопрос решается.
Потом он сделал два шага, неумело водрузил свечу на подсвечник, размашисто перекрестился, закрыл глаза и со всей силы пожелал сдать экзамен. (Недаром же говорят – мысль материальна! )

На этом его ритуал можно было бы считать оконченным. Толик развернулся и уже хотел выйти из Церкви, как вдруг из-за центральной стены, в которой образовалась небольшая неприметная дверка, выскользнул молодой священник, одетый по форме с тяжелым крестом на груди. На вид ему было немногим больше Толика, и это странное видение заставило студента – первокурсника застыть на месте, в глупом оцепенении. Наверное, стоило сказать что-то, потому что Церковь была так мала, что разойтись по разные стороны не задев друг друга, молодые люди бы точно не смогли. Вот только как обращаться к незнакомцу? К пожилому, умудренному сединой батюшке – это одно дело. Кажется, их зовут святыми отцами? Или, попами. Нет, попами – это грубо. А тут во как…

Священник приветливо улыбнулся. Толик улыбнулся в ответ. Как-то аккуратно проскользнув к подсвечнику, даже не задев стоящего, священник принялся тушить маленькие догорающие свечи и складывать их в коробочку. Толик уже хотел было выйти на улицу молча, но страх и мысли о предстоящем экзамене заставили его раскрыть рот. Получилось как-то глупо:
— Простите, а вы тут работаете?
— Служу, — ответил священник, протирая подсвечник серой тряпицей.
— Наверное, новенький? – продолжил Толик. Ему самому слышалась вся несуразность сказанного, но остановиться он не мог.
— Можно и так сказать, — улыбнулся священник. – Пятый курс семинарии. Вот определили пока на этот приход.
— Аааа, — промычал Толя. – А выглядите моложе.
— Мне об этом часто говорят, — священник развернулся и пристально посмотрел ему в глаза. – Экзамены? – спросил он, словно угадывая Толины мысли.
— Ага.
— Да, у меня через месяц тоже последняя сессия. Даже не верится.
— Значит у вас там и экзамены бывают? – с интересом спросил Толик.
— Все как в обычном вузе. Только предметы другие. Но есть и светские – русский язык, например, философия, физкультура.

Толик принялся задавать священнику много разных вопросов. Никогда прежде ему не приходилось видеть в живую кого-то, кто бы учился в семинарии и при этом был священником. Спустя какое-то время, отец Вадим (так звали незнакомца) спросил Толика:
— А ты просто так зашел, или по какой-то конкретной проблеме?
— Вообще-то, проблема у меня действительно есть. Серьезная. Наверное, не сдам один экзамен. Он очень трудный. И тогда меня в армию заберут. И накрылась моя учеба медным тазом. Родители расстроятся, страшно даже подумать.
— А ты к экзамену-то хоть готовился? – спросил Толика священник – семинарист.
— Готовился, — честно признался тот. И добавил, — читал один билет.
— Один из одного? – усмехнулся отец Вадим.
— Один из пятидесяти пяти, — вздохнул Толик и щеки его запылали. – Нет, вообще-то я не двоечник, у меня в школьном аттестате троек не было. Просто тут все так совпало неудачно. Я сначала хотел зубрить до последнего, а потом отчаялся и прочитал всего один билет.
— Отчаянье – это серьезный грех, — сообщил ему священник. – Ты, наверное, не знал?
— Не знал, — откровенно ответил Толик.
— Ну, это ничего, — ободрил его отец Вадим. – Главное, чтобы такие практики в привычку не входили. А один раз, как говорится, можно и вымолить.
— Как это?
— Очень просто. Господь наш милостивый. Не даром же говорят – учение свет. Вот ты сейчас помолись здесь и попроси Его о помощи. Только искренне и пообещай, что больше никогда не станешь так пренебрежительно относиться к учебе.
— И что, сработает? – удивленно спросил Толик.
— Если искренне попросишь, обязательно сработает, — подтвердил священник. – Вот зайди ко мне как-нибудь потом, я тебе после службы таких историй из своей семинарской жизни расскажу – не поверишь.
После этого, отец Вадим ушел, а Толик остался и от всей души попросил Бога помочь ему сдать этот нелегкий экзамен.

На другой день, ровно в половине девятого утра, Толик вместе с другими одногруппниками вошел в аудиторию, где на большом столе были разложены новенькие, свежеотпечатанные билеты. Подумав, что перед смертью все равно не надышишься, Толик решил первым тянуть билет. Товарищи не возражали, а седовласый Томушев только скептически пробурчал что-то себе под нос.

Толик протянул руку, пальцы его дрогнули, словно охваченные судорогой и подхватили легкий белый билет.
— Билет номер пятьдесят три, — начал читать Толик. И тут буквы поплыли у него перед глазами. В билете находились именно те вопросы, которые он учил. Поверить в такую удачу было практически невозможно. Едва удерживаясь на ногах, Толик дошел до своего места, плюхнулся на стул и некоторое время старался прийти в себя. А потом взял ручку и написал все ответы.
В этот день на экзамене он получил четыре. Ну, потому что нельзя ставить пять тому, кто прогулял почти все занятия по дисциплине.

В ближайшее же воскресенье Толик побежал в Церквушку. Шмыгнул в крохотный деревянный коробок, и в одиночестве простоял до самого конца службы, слушая неизвестно откуда доносившееся сольное пение. Когда все закончилось, из-за невидимой дверки снова выскользнул отец Вадим и приветливо улыбнулся Толику, как старому знакомому:
— Ну что, студент, как экзамен?
— В это невозможно поверить… — начал Толик.
— Неужели сдал? – совершенно не удивившись спросил отец Вадим.
— Сдал – сдал! Это работает, но я даже и не думал…
— А ты думаешь, если бы все знали, что это работает, у нас бы тут очередь не выстроилась? Ну вот студент, первый раз вышло, но на будущее учись сам. Не искушай судьбу.
— Я понял, — кивнул Толик. – И не понял одновременно. Как же это все-таки вышло? Ведь билетов было так много.

Отец Вадим посмотрел на него, еще раз улыбнулся и скрылся за неприметной дверью.
К Толику подошла какая-то старушка:
— Милок, ты свечу брать будешь? А-то мне Церковь закрывать нужно.
— Как закрывать? – спросил Толик. – А батюшка, что с черного хода вышел?
— Какой еще батюшка? – удивилась старушка.
— Ну молодой такой, отец Вадим. Семинарист.
— Нет здесь таких, — ответила старушка. – И других нет. Сколько уж просим определить на наш приход священника. Хорошо бы молодого, да где их взять-то столько? Вот открываю тут по воскресеньям на три часа, чтоб если кто захочет свечу поставить, помолиться…

На грядущий учебный год, абитуриент Анатолий Должиков подавал свои документы в Духовную Семинарию. Он не сомневался, что учиться там будет ничуть не легче, чем в светском вузе. Вот только иначе он уже не мог.

Автор Опубликовано Рубрики Метки

Православный рассказ для детей ЧИТАТЬ

Саше было уже семь лет. Не то, чтобы очень много. Но, все ж и не мало. Отрок, как-никак, а это и звучит солидно, и ответственность. На этот год Саша собирался поступать в первый класс. Мама заранее повела его в ближайшую школу, чтобы Сашу проверили, так сказать, на профпригодность. Нынче, современные школы наподобие университетов стали. Там своя комиссия приемная существует. Если, к примеру, ребенок поступает в школу с английским уклоном, так еще до обучения извольте знать алфавит, слова некоторые и прочее. Но, Саша, к счастью в английскую школу не шел. Да и не было в их городе таковой.

Зато была Маргарита Семеновна Берест, которую боялись все от мала до велика. Чтобы понять ее характер, достаточно только узнать, что в квартире Маргариты Семеновны был устроен особый красный уголок с портретами Гоголя, Пушкина, Достоевского и других светил отечественной литературы. Так вот, просыпаясь утром, первым делом, она шла в этот уголок и просила своих кумиров дать ей силы для просвещения юных неокрепших умов. Тоже самое Маргарита Семеновна делала и перед сном.

Так уж вышло, что именно в тот год, когда Саша собрался поступать в первый класс, Маргарита Семеновна была назначена руководителем приемного отделения школьников. Она долго и обстоятельно беседовала с каждым будущим учеником, проверяла его знания, а заодно и знания его родителей, а потом распределяла детей по классам – А, Б, В или Г.

Саша вместе с мамой вошли в просторный кабинет. Мягкий солнечный свет проникал сквозь тонкую тюлевую занавеску, скользил по партам, стенам и сидящей за учительским столом женщине.

Вошедшие поздоровались. Маргарита Семеновна указала им на парту перед собой. Они послушно сели.
— Ну здравствуй, — добродушно начала она. – Сколько же тебе лет, уважаемый?
— Семь, — робко ответил Саша.
— В ноябре будет восемь, — добавила мама.

Маргарита Семеновна поправила очки:
— Восемь это уже серьезно. Ну, что ж, давайте не будем терять время даром. Скажи-ка дружок, знакомо ли тебе имя великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина? – произнося фамилию она слегка повысила голос, словно пытаясь подчеркнуть значимость озвученной персоны.

Саша неуверенно кивнул. На самом деле, он хорошо знал Пушкина, знал его сказки и даже стихотворение «У Лукоморья дуб зеленый» наизусть. Просто сейчас ему было немного не по себе.
— Это очень хорошо, — проговорила женщина, и тут же достала откуда-то увесистый том. – Давай, пожалуй, начнем с поэмы Руслан и Людмила. Прочти-ка мне первую страницу, — она протянула Саше книгу.
— Простите, — робко вмешалась мама, — это что сейчас программа такая? Кажется, в мое время мы эту поэму читали в пятом классе.
— Сейчас не ваше время. И даже не мое, — резко заметила Маргарита Семеновна, и от тона ее у Саши все как-то похолодело внутри. Он смотрел в книгу и молчал, макушкой ощущая на себе колючий пристальный взгляд.
— Ну, что же мы здесь, до утра сидеть будем? – наседала учительница.

Саша сглотнул застрявший в горле ком и прошептал:
— Я не умею.
— Что? – переспросила Маргарита Семеновна. – Я не расслышала.
— Я не умею читать, — повторил мальчик, не отрывая глаз от книги.

У сидящей рядом мамы слегка порозовели щеки. И, совсем не оттого, что она мало внимания уделяла собственному ребенку. Нет, Саша очень упорно занимался чтением и с мамой, и с бабушкой, и даже с папой, когда тот возвращался из рейса. Вот только буквы никак не желали заводить с ним дружбу. Они словно играли в прятки, показывая свое истинное лицо лишь на мгновение, чтобы тут же скрыться, смешаться в толпе своих безликих собратьев. И ведь странно – Саша не подавал иных признаков задержки развития. С точки зрения современной медицины, он был совершенно здоров. Если честно, потеряв последнюю надежду, мама очень рассчитывала на школу. Она думала, что ее сынок придет в класс, а там ему встретится чудо педагог, с многолетним опытом работы, и все как-то само собой наладится.

Маргарита Семеновна встала и медленно прошлась по комнате. Наверное, было бы лучше если бы она сказала хоть что-то. Но она молчала, и молчание это странным образом сотрясало воздух.

Наконец она уселась на свое место:
— Да, в современном мире, увы, иные идеалы. Сегодня телевизор и все эти кнопочные приборы заменяют нам то, что может приносить подлинную радость. Мальчик не виноват. Семья – вот институт, который в первую очередь несет ответственность за формирование юных умов. В вашем случае я могу сказать только одно – если ребенок к восьми годам не научился читать, проблему нужно не озвучивать полушепотом. О ней нужно кричать, что есть силы. К сожалению, в нашем городе нет такой школы, в которой занимаются с проблемными детьми. Думаю, вам стоит обратиться в райцентр.
— Подождите, — испугалась мама. – Но, ведь у вас нет оснований…

Маргарита Семеновна не дала ей закончить.
— Думаете у меня нет оснований? Да знаете ли вы, что я в свое время возглавляла краевую комиссию по отбору абитуриентов для Московских вузов! Ко мне даже покойный губернатор обращался за помощью при написании особо важных документов. Мое слово в образовании нашего города весит гораздо больше, чем вы можете себе вообразить.
— Пожалуйста, дайте нам шанс, — мама едва не плакала. От выражения ее лица у любого сердце могло бы дрогнуть. Но только не у Маргариты Семеновны.
— А что же вы за восемь лет не использовали свои шансы? Набор учеников завершается десятого августа. Не думаю, что вам удастся изменить что-то за два месяца.
— Значит, до десятого августа у нас еще есть время? – мама расправила плечи.

На ее лице не осталось и следа от былого горестного выражения. Одно только спокойно-напряженное ожидание.
— Ну, если вам от этого станет легче, то да. Только учтите, что в районную школу для проблемных детей прием документов завершается примерно в это же время. Можете прозевать свое место и там.
— Благодарю вас, — сказала мама, взяла Сашу за руку и вышла из класса.

Июньский полдень был на редкость ласковым. От жары не хотелось прятаться в тень. Наоборот, солнышко светило мягко, бережно поглаживая золотые волосы мальчика, конопатя его маленький нос, и отливая перламутровым блеском на платье высокой и стройной мамы. Они шли медленно. Говорить обоим не хотелось.

В этот день Саша и мама долго бродили по уютным городским улочкам, пахнущим свежей мятой, и алычой, и малиной, и курятниками, и еще много чем таким знакомым и обыденным.

А потом где-то зазвонил колокол. Мама и Саша остановились, невольно прислушиваясь к этому странному и вместе с тем обычному звуку. Они словно впервые осознали, что здесь в их маленьком мирке есть колокольня, которая для чего-то звонит в этот вечерний час.

Не сговариваясь, все также пребывая под влиянием своих тяжелых и молчаливы мыслей, они направились по обыкновенной тихой улочке, вдоль обыкновенных одноэтажных домиков туда, откуда раздавался незнакомый призыв.

Храм, а вместе с ним и колокольню открыли всего несколько недель назад. Может быть именно сейчас тяжеленный, видавший виды колокол впервые прозвенел спустя многие годы. И может быть именно поэтому мама и Саша так удивились его звону. Хотя, сказать наверняка очень трудно.

Небольшая Церковь в честь Святителя Николая выглядела так, как и положено двухсотлетнему зданию, не находившемуся ни под какой охраной государства долгие годы. Некоторые окна из-за отсутствия стекол были заколочены, вместо ступеней у парадного крыльца был сконструирован дощатый помост с кирпичиками. Сквозь серо-голубые стены проглядывала чернота основания конструкции.

Несколько старушек уверенными шагами подошли к двери и одна за другой скрылись в черной неизвестности.

Саша вопросительно посмотрел на маму. Дети всегда так делают, когда чего-то не знают. Мама взяла его за руку, и вслед за старушками нырнула под свод двухсотлетнего зодчества.

Пройдет несколько лет, и запах, который они впервые почувствовали в Церкви станет таким же привычным и знакомым, как и запах уютных городских улочек. Но сейчас что-то тонкое, ароматно-умиротворяющее и даже волшебное почудилось им в окружающей необычной обстановке. Чей-то правильный и очень высокий голос выводил мотив незнакомой песни. Все было странно и вместе с тем незатейливо, словно Кто-то заранее положил быть этому запаху, этой песне и вообще этому месту здесь от начала и до скончания времен.

…Наверное, прошло достаточно времени, потому что старушки стали расходиться, а мама с Сашей все еще стояли в Церкви, не решаясь двинуться с места. Кто-то негромко окликнул их. Мама, словно очнувшись от глубокого сна, посмотрела на человека, стоявшего рядом. Это был обыкновенный седенький священник, каких иногда рисовали в учебниках по научному атеизму. Вот только, в отличие от тех персонажей, глаза у этого были теплыми:
— Служба уже закончилась, — спокойно произнес он, — могу я вам чем-нибудь помочь?
— Не знаю, — как-то само собой вырвалось у мамы.

Это бывает, когда совершенно незнакомому человеку вот так запросто выкладываешь все, что есть на душе. Словно всю свою тяжесть выливаешь на него, только от того, что он не свой и его не жалко. Мама говорила о своей беде и, кажется даже всхлипывала временами. А Саша просто стоял рядом. Он знал, что сегодня снова заставил свою мать переживать и всем сердцем хотел это исправить.

Священник внимательно выслушал говорившую, а когда она замолчала, спросил:
— Ну и с чего вы решили, что все так уж безнадежно?
— Как? – не поняла мама. Ей вдруг показалось, что священник ее вовсе не слушал, и от этого стало не по себе.
— Если человек пытается решить проблему своими силами, а у него ничего не выходит – это не признак безнадежности. Это всего лишь означает, что здесь, как, впрочем, везде и всегда без Бога мы бессильны.

Мама посмотрела на священника недоверчиво.
— Вот, к примеру, — продолжил он свою мысль, кто-то болеет. Болеет долго и тяжело. Врачи лечат его, лечат, так и эдак стараются, но у них ничего не выходит. О чем это говорит?
— О том, что человеку нельзя помочь? – простодушно спросила мама.
— О том, что причина болезни есть, как же иначе, просто с того места, где стоит врач она не видна. Зато всевидящий Господь знает о болезни этого человека еще до того, как она появилась, знает о ее причинах, о том, для чего она, к чему ведет.
— Вы хотите сказать, что наша проблема тоже имеет свою причину, которая не видна на первый взгляд?
— Я хочу сказать, что о безнадежности в вашем случае говорить нельзя, поскольку самое сильное и самое действенное средство вы еще даже не пытались использовать…

В этот день мама и Саша ушли из Церкви не с пустыми руками. Они несли с собой крохотный молитвослов, в котором были собраны самые важные молитвы – Отче Наш, Символ Веры, Царю Небесный, Богородице Дево радуйся и еще несколько.

Теперь каждый вечер перед тем, как лечь спать, мама молилась в Сашиной комнате, каждым уголком своего любящего сердца уповая на Создателя и Его всеблагую милость. Когда наступило десятое августа, молитвы читал уже Саша, а не мама. Удивительно даже, за каких-то два месяца ему удалось научиться читать так, как иным ребятам не удавалось и за несколько лет. Все оттого, что, когда человек не полагается на свои силы, а предает себя в руки Господа, жизнь его, а вместе с ней и все умения, цели, планы и мечты идут уже не по тернистой горной тропинке, а по широкой светлой дороге, освещаемой дивным светом, невидимым нашими земными очами.

От автора. Это мой самый первый в жизни рассказ. Знаете, бывает так, одно малюсенькое событие в жизни, вроде бы неважное, меняет все. Переворачивает с ног на голову. Вот и здесь… Кто-то давным-давно попросил меня написать рассказ для благотворительного рождественского конкурса. Почти не глядя я набросала сюжет из повседневности, лишь немного подключив фантазию. А после этого стала писать. Коряво, много, но зато от души. Бросила преподавательскую деятельность и любимую географию, о которой мечтала почти всю жизнь, и пустилась в долгое плавание по волнам сюжетов и вымышленных судеб.

Так что, дорогие мои, как говорится, не взыщите. Читайте сердцем, а не глазами. Мораль, она ведь почти всегда на поверхности.

…Неужели Вы никогда в жизни не видели чудо? Если это так, то мне Вас искренне жаль, потому что без чудес любой человек – не важно, кто это, молодой парень или седая женщина, сразу превращается в дряхлого старика. Уходит такой человек утром на работу, вечером возвращается домой и ничегошеньки чудесного не ждет, потому что, наверное, ему мама с папой в детстве говорили, что чудес не бывает. А он и поверил.

В нашем маленьком городишке на самом юге Матушки России в большом девятиэтажном доме вместе с собакой таксой жил один такой человек. Никогда не замечали, как некоторые животные могут быть похожи на своих хозяев (или хозяева на них)? Ну, прямо одно лицо! И у этого дядечки собака была очень на него похожа – смотрит так исподлобья, зубы скалит и так и хочет укусить всех прохожих. Однажды я шла по улице вместе со своей собачкой, так эта такса налетела на моего бедного пса и прокусила ему бок. Я заплакала, а дядечка еще и крикнул нам вслед, чтобы не ходили тут больше никогда и еще что-то плохое… Не помню.

И в доме все его не любили. Потому что он ни с кем не здоровался. Пройдет мимо местных бабулек, дверью входной хлопнет. Ну что тут скажешь. Мы даже, грешным делом, ему за глаза давали разные нехорошие прозвища. Например, за то, что он один раз бросил в соседских мальчишек картошку из окна, чтобы те не гоготали ночью перед окном, мы его так и называли — Картошка.
Недалеко от нашего дома есть маленькая церквушка, у которой даже и здания своего нет – вытянутый низкий барак и крест над входом. Но там всегда так многолюдно, потому что священник – отец Петр – человек мудрый и даже, говорят, прозорливый. К нему и монахи приезжают на исповедь. И мы ходим, хотя и не так часто как хотелось бы.

Ну так вот, в канун Рождества мы с мамой пошли на всенощную службу в эту церквушку, кое-как втиснулись в переполненную комнатку и, ничего не замечая вокруг, погрузились в то необыкновенное мгновение последних часов поста, после которых смиренное христианское воздержание и скорбь сменяются на душевное ликование и сопричастное радование, вместе с другими сотнями православных верующих всего мира. Хор уже запел «Блаженны нищие духом…», и вдруг я заметила в углу возле иконы Николушки Чудотворца того самого дядечку – Картошку. Стою и не могу поверить, что он тоже в церковь на Рождество пришел. Маму за руку тяну, показываю ей тихонько и вижу, что она тоже удивлена не меньше меня. Я так больше и не смогла погрузиться в молитву. Только стояла, и на душе было очень плохо, да на дядечку поглядывала.
А когда закончилась служба, я попросила отца Петра исповедовать меня, и там, на аналое перед Святым Евангелием, покаялась ему в том, как плохо думала об этом человеке и что во время службы не молилась вместе со всеми, а воображала себе Бог весть что.

Удивительно, но батюшка сразу понял, о ком я ему говорю. Отпустил мне грехи, а потом рассказал вот какую историю.
Двенадцать лет назад в Москве жила-была одна большая дружная семья: папа, мама и четверо детей. Жили они не богато, но всего хватало. Папа работал сантехником, а мама сидела дома и воспитывала детей. Благо, что квартира была у них своя. От бабушки осталась. В один прекрасный день в этом доме случился большой пожар, и когда папа вернулся домой, то к своему ужасу обнаружил, что вся его семья погибла. Трудно представить, что после этого случилось с человеком. Он бросил работу, жизнь потеряла всякий смысл. Через несколько лет встретив его на улице случайно, можно было подумать, что это спившийся бомж, который таким и родился. Однажды, изрядно выпив, он впервые решил расстаться с жизнью и даже сам удивился, как эта мысль не приходила ему раньше в голову.

Пошел в метро и стал ждать поезд. Когда ветер на его голове уже начал шевелить засаленные волосы, предупреждая о приближении поезда, он сделал шаг вперед и оказался… не под вагоном, а в каком-то неизвестном месте. Было очень тепло и легко на душе. Как в детстве. Вдруг кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и увидел жену, а рядом всех своих четверых детей.
— Ну и слава Богу! — сказал он, — значит, я умер и попал в рай.

— Нет, — ответила грустно жена, — ты не умер, а если бы и умер, то в рай самоубийц не берут. Зачем ты так никчемно проживаешь свою жизнь?

— Мне ничего без вас уже не нужно, — сказал мужчина.

— Живи, потому что ты не сам дал себе жизнь, и не тебе ее отбирать. А мы тебя ждем здесь, и для нас нет времени. Кажется, только минуту назад мы с тобой расстались.

Он посмотрел на жену и улыбающихся рядом детей. Самый маленький задорно махал ему ручонкой.

…Мужчина открыл глаза, лежа на бетонном полу перрона. Над ним склонился недовольный полицейский. Через несколько дней человек продал дорогущую квартиру в Москве, часть денег отдал в ближайший благотворительный центр, а сам уехал в маленький южнорусский городок, купил себе собаку таксу и зажил с ней в полупустой квартире с ободранными обоями, оставшимися после прошлых хозяев.

— Вот так, — сказал батюшка. — Не судите, да не судимы будете. А то, что он злой на весь мир, так это оттого, что никак не поймет, отчего ему так долго приходится на земле одному мучиться и ждать встречи со своей семьей.