Читать онлайн "опыт о человеческом разумении". Контрольная работа - дж. локк «опыт о человеческом разумении Опыт человеческом разумении читать

Текущая страница: 1 (всего у книги 62 страниц)

Локк Дж.

Опыт о человеческом разумении. Кн.1. 1689.

Локк Дж. Сочинения в 3-х т. Т.1. Опыт о человеческом разумении.(Философское наследие. Т.93).-М.: Мысль, 1985.– 621с.-С.78-582. с примечаниями.

Нумерация в конце страницы.

И. С Нарский. ДЖОН ЛОКК И ЕГО ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА.

ОПЫТ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ РАЗУМЕНИИ ПОСВЯЩЕНИЕ 78

ПИСЬМО К ЧИТАТЕЛЮ.. 80

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава первая. Введение. 91

Глава вторая. В душе нет врожденных принципов 96

Глава третья. Нет врожденных практических принципов 114

Глава четвертая. Дальнейшие соображения о врожденных принципах как умозрительных, так и практических 135

Примечания........ 583

ПОСВЯЩЕНИЕ

Достопочтенному Томасу, графу Пемброку и Монтгомери, Герберту, барону Кардиффа, лорду Россу Кендала, Пару, Фицхью, Мармиона, Сейнт-Квентина и Шэрланда, лорду-президенту Его Величества высокочтимого Тайного совета и лордуправителю графства Уилтшир и Южного Уэльса 1

Это исследование, которое выросло на Ваших глазах и появилось на свет по Вашему повелению, теперь по естественному праву ищет у Вас того покровительства, которое Вы несколько лет назад ему обещали. Это не потому, что я думаю, будто помещение в начале книги чьего-нибудь имени, каким бы знаменитым оно ни было, может покрыть содержащиеся в ней недостатки. Произведения печати должны приобретать славу и предаваться забвению в зависимости от своей собственной ценности или от вкусов читателя. Но так как для истины более всего желательно, чтобы ее выслушали беспристрастно и непредубежденно, то Вы, милорд, более всех можете это для меня сделать, ибо всем известно, что Вы добились близкого знакомства с истиной в ее самых отдаленных тайниках. Известно, что Вы так далеко ушли в своих размышлениях в области наиболее отвлеченного и общего познания вещей, превосходящего обыкновенный кругозор и обычные методы, что Ваше согласие и одобрение цели моего исследования по крайней мере предохранит его от осуждения без прочтения и заставит обратить хоть немного внимания на те его части, которые, расходясь с обычными воззрениями, без этого, быть может, показались бы вовсе не заслуживающими рассмотрения. Для тех, кто судит о головах людей точно так же, как об их париках, в соответствии с модой, упрек в новизне есть страшное обвинение, ибо такие люди считают истинными только общепринятые воззрения. Почти никогда и

нигде еще истина не получала признания при своем нервом появлении; новые взгляды всегда вызывают подозрение, всегда встречают отпор лишь потому, что они еще не общеприняты. Но истина, подобно золоту, не бывает менее истинной от того, что она добыта из рудников недавно. Ее ценность должны определить испытание и исследование, а не старая мода: пусть истина еще не находится в общем обращении, она все-таки может быть так же стара, как природа, и, конечно, нисколько не менее подлинна. Вы можете представить тому важные и убедительные доказательства, если только Вам будет угодно порадовать публику некоторыми из сделанных Вами крупных и значительных открытий истин, доселе не известных никому, за исключением нескольких человек, от которых Вы соблаговолили не совсем скрыть их. Если бы не было других оснований, уже этого одного было бы достаточно для посвящения Вам моего. Что касается небольшого сходства его с некоторыми частями той более благородной и обширной системы наук, столь оригинальный, точный и поучительный очерк которой Вы сделали, то я считаю, что для меня достаточно чести, если Вы мне разрешите похвалиться, что кое-где мне приходили на ум мысли, не совсем отличные от Ваших. Если Вы считаете нужным, чтобы при Вашем поощрении моя книга вышла в свет, я надеюсь, она может стать основанием, чтобы рано или поздно повести Вас дальше; и Вы позволите сказать мне, что Вы даете здесь миру залог чего-то, что действительно оправдает ожидания читателей, если они смогут терпеливо снести мой опус. Это, милорд, показывает, какой подарок я здесь Вам делаю. Точно такой подарок делают своему богатому и знатному соседу, который благосклонно принимает корзину цветов или плодов, хотя у него есть свои собственные и в большем изобилии, и лучшего качества. Малоценные вещи становятся ценными, когда их преподносят в знак почтения, уважения и благодарности. А Вы дали мне столь значительные и особые основания питать к Вам все эти чувства в наивысшей степени, что если бы они увеличивали цену того, что ими сопровождается, пропорционально своей собственной величине, то я бы смело мог похвастать, что сделал Вам самый богатый подарок, какой только Вы когда-либо получали. В одном я убежден: безусловно, я обязан искать всевозможные случаи выразить свою признательность за длинный ряд милостей, которые получал от Вас, милостей, которые велики и важны сами по

себе, но становятся еще дороже благодаря той благосклонности, заботливости, доброте и другим приятным для меня обстоятельствам, которые всегда сопутствовали им. Ко всему этому Вам было угодно присоединить то, что придает еще больше веса и прелести всему остальному: Вы постоянно удостаиваете меня до некоторой степени своим уважением, уделяете мне место в своих добрых думах, я чуть не сказал – в дружеских чувствах. Ваши слова и действия, милорд, так определенно показывают это всегда, даже другим, когда меня нет, что с моей стороны не покажется тщеславным упоминание о том, что всякому известно. Но было бы невежливо не признаться, в том, чему есть столько свидетелей, каждый день говорящих мне, чем я обязан Вам. Мне хочется, чтобы они с такой же готовностью способствовали моей благодарности, с какой они убеждают меня, что я у Вас в большом и все растущем долгу. Я знаю одно: я писал бы о Разуме без разума, если бы не сознавал в высшей степени ясно этого долга и не воспользовался настоящим случаем, чтобы засвидетельствовать миру, в какой степени я обязан быть и в какой степени являюсь, милорд, самым почтительным и самым покорным Вашим слугой.

Джон Локк. Дорсет-Корт, мая 24 числа 1689 г.

ПИСЬМО К ЧИТАТЕЛЮ 2

Читатель!

Вручаю тебе в руки то, что было мне развлечением в мои свободные и трудные часы. Если этому сочинению выпадет счастье стать тем же для твоих часов и ты при чтении получишь хотя бы половину того наслаждения, которое я испытал при написании, ты так же мало будешь считать плохо потраченными свои деньги, как я свой труд. Не прими этого за восхваление моей работы и из того, что написание ее доставляло мне удовольствие, не заключай, что мне она очень нравится теперь, когда она закончена. Кто охотится с соколами за жаворонками и воробьями, получает нисколько не меньшее удовольствие, хотя гораздо менее значительную добычу, чем тот, кто стремится за более благородной дичью. И тот мало знаком с предметом настоящего исследования – разумом, кто не ведает, что поскольку разум есть самая возвышенная способность души, то и пользование им приносит более

сильное и постоянное наслаждение, чем пользование какой-нибудь другой способностью. Поиски разумом истины представляют род соколиной или псовой охоты, в которой сама погоня за дичью составляет значительную часть наслаждения. Каждый шаг, который делает ум в своем движении к знанию, есть некоторое открытие, каковое является не только новым, но и самым лучшим, на время по крайней мере.

Ведь разум, подобно глазу, судя только о тех предметах, которые находятся в поле его зрения, не может не быть довольным тем, что он открывает, не очень сожалея о том, что ускользнуло от него, так как то ему неизвестно. А потому тот, кто не ограничится тем, что упадет ему в кружку для милостыни, и, не довольствуясь ленивой жизнью на крохи выпрошенных мнений, обратит в дело собственные мыслительные способности для отыскания и исследования истины, не останется без удовлетворения охотника (что бы он ни нашел). Каждый момент его поисков вознаградит его за труды некоторым наслаждением. и у него не будет основания считать, что он плохо употребил свое время, даже если он не сможет гордиться каким-нибудь значительным приобретением.

Вот в чем, читатель, состоит удовольствие тех, кто дает волю своим мыслям и излагает их письменно. Но ты не должен завидовать им, потому что они доставляют тебе возможность такого же развлечения, если ты при чтении будешь пользоваться собственными мыслями. На них-то я и полагаюсь, если они таковы доподлинно; но если мысли взяты на веру у других, то не важно, каковы они, так как в таком случае они следуют не истине, а более низким побуждениям. Не стоит труда проявлять интерес к тому, что говорит или думает тот, кто говорит или думает только так, как его направляют другие. Если ты судишь самостоятельно, ты будешь, я знаю, судить откровенно и тогда любое твое порицание не нанесет мне ни вреда, ни обиды. Ибо хоть и верно то, что в этом исследовании об истине нет ничего, в чем бы я не был вполне убежден, однако я считаю себя в такой же степени способным заблуждаться, в какой могу считать таким и тебя, и знаю, что эта книга должна подняться или упасть в.твоих глазах не от того мнения, которое я имею о ней, а от твоего собственного. Если ты найдешь в ней для себя мало нового или поучительного, ты не должен порицать меня за это. Она предназначалась не для тех, кто уже сведущ в предмете и тщательно изучил

свой собственный разум, а для моего собственного уяснения и для удовлетворения немногих друзей, которые признали себя недостаточно исследовавшими предмет. Если позволишь, я побеспокою тебя историей этого. И тогда я должен рассказать тебе, как пять-шесть моих друзей, встретившись у меня в доме и рассуждая друг с другом о предметах, весьма далеких от настоящего, скоро должны были остановиться перед затруднениями, встававшими со всех сторон. После того как некоторое время мы пробыли в замешательстве, ни на шаг не приблизившись к разрешению смутивших нас сомнений, пришло мне на ум, что мы пошли по ложному пути и что, прежде чем предаться такого рода исследованиям, необходимо было изучить свои собственные способности и посмотреть, какими предметами наш разум способен заниматься, а какими нет. Это я и предложил своим друзьям, которые охотно согласились со мной 3; затем было решено, что это и должно стать предметом нашего первого исследования. Несколько торопливых, необработанных мыслей о предмете, которого я раньше никогда не исследовал, изложенных мною перед нашим ближайшим собранием, были первым введением к настоящему рассуждению, которое, начавшись, таким образом, случайно, было по просьбам продолжено; оно писалось несвязными отрывками, снова возобновлялось после долгих промежутков забвения, когда позволяли мое расположение духа или обстоятельства, и, наконец, в уединении, где заботы о моем здоровье дали мне досуг, было приведено в тот порядок, в каком ты его видишь теперь.

Отсутствие непрерывности в работе могло быть причиной кроме других двух противоположных недостатков моей книги, а именно того, что в ней сказано и слишком мало, и слишком много. Коль скоро ты найдешь, что в ней чего-нибудь недостает, то я буду рад, что написанное мною возбуждает в тебе желание, чтобы я пошел дальше. Если что-нибудь покажется тебе лишним, ты должен порицать самый предмет: когда я в первый раз взял в руки перо, я думал, что все, что я скажу об этом предмете, уместится на одном листе бумаги. Но чем дальше я двигался, тем более широкие горизонты открывались предо мною; новые открытия вели меня все вперед, и таким образом книга незаметно выросла до того объема, в каком теперь появляется. Я не стану отрицать, что она могла бы быть, вероятно, сведена к меньшему объему, чем настоящий, и что некоторые части ее могли бы быть

сокращены, так как написание ее урывками и с большими промежутками могло вызвать некоторые повторения. Но, сказать по правде, я теперь слишком ленив или слишком занят, чтобы сделать ее короче.

Мне, конечно, известно, что я проявляю мало заботы о собственной репутации, если сознательно допускаю ошибку, могущую возбудить отвращение наиболее рассудительных людей, которые всегда бывают самыми приятными читателями. Но тот, кто знает, что лень способна удовольствоваться каким угодно оправданием, простит меня, если моя лень одолела меня так, что я думаю, будто у меня очень хорошее оправдание. Я не буду ссылаться поэтому в свою защиту на то, что одно и то же понятие, имеющее разные значения, может быть пригодным или необходимым для доказательства или пояснения различных частей одного и того же рассуждения и что так и случилось во многих местах настоящего рассуждения; но безотносительно к этому я признаюсь откровенно, что иногда я долго останавливался на одном и том же доказательстве и излагал его различными способами с совершенно различными намерениями. Публикуя этот, я не притязаю на то, чтобы поучать людей, способных к широким мыслям и быстроте восприятия. Перед такими мастерами знания я сам объявляю себя учеником и поэтому заранее предупреждаю их, что ожидать здесь нечего, кроме того, что, будучи соткано из моих собственных грубых мыслей, приспособлено для людей одного со мною склада, для которых, быть может, не будет неприятным, что я взял на себя труд сделать ясными и близкими их мышлению некоторые истины, принятие которых могло быть затруднено укоренившимися предрассудками или отвлеченностью самих идей. Некоторые предметы нуждались во всестороннем рассмотрении, а когда понятия новы, какими, признаюсь, являются для меня некоторые из предлагаемых, или необычны, какими, на мой взгляд, они покажутся другим, то одним простым созерцанием нельзя добиться их проникновения в разум каждого или закрепления их там путем ясного и длительного воздействия. Немного найдется таких, думается мне, которые не замечали бы или на себе самих, или на других, что то, что при одном способе выражения было совсем непонятно, при другом способе изложения становилось очень ясным и понятным, хотя ум потом находил мало разницы в выражениях и удивлялся, почему одно могло быть менее понятно, чем другое. Но всякая

вещь действует на воображение всякого человека не одинаково. Наши умственные способности различаются не менее, чем наши вкусы; и тот, кто думает, что одна и та же истина одинаково всем понравится в одном и том же облачении, может с таким же успехом надеяться усладить всех одним и тем же блюдом; блюдо может быть тем же самым и приготовленным хорошо, но не каждый сможет съесть его с одной и той же приправой; оно должно быть приправлено для каждого иначе, если вы хотите, чтобы его переварили благополучно, что не всегда может случиться даже и с крепким организмом. Верно то, что те, кто советовал мне опубликовать книгу, советовали на этом основании напечатать ее, как она есть; и, так как меня уговорили выпустить ее в свет, я желаю, чтобы ее понял всякий, кто даст себе труд прочесть ее. Я чувствую так мало желания печататься, что, если бы не льстил себя мыслью, что этот может быть сколько-нибудь полезным для других, как, думается мне, он был полезен для меня, я бы показал его только тем немногим друзьям, которые подали первый повод к его написан ю. Так как мое появление в печати имеет целью принести возможно большую пользу, я считаю необходимым сделать то, что я имею сказать, возможно более легким и понятным для читателей всякого рода. И я скорее хотел бы, чтобы мыслящие и проницательные читатели жаловались, что я в иных местах скучен, чем чтобы кто-нибудь не привыкший к отвлеченному мышлению или предубежденный в пользу других взглядов ошибся бы или не понял моего мнения.

Быть может, меня будут порицать за то, что я, проявляя большое тщеславие и дерзость, якобы намереваюсь поучать наш ученый век; и действительно, похоже, что это так, коль скоро я признаюсь, что печатаю этот в надежде, что он может быть полезен для других. Но если мне будет позволено говорить откровенно о тех, кто с притворной скромностью осуждает как нечто бесполезное то, что они сами пишут, мне кажется, гораздо более отдает тщеславием и дерзостью печатание книги с какой-нибудь другой целью; и очень сильно грешит против уважения к публике тот, кто печатает и, следовательно, ожидает, что люди будут читать то, в чем, как он сам считает, они не встретят ничего полезного ни для себя самих, ни для других. И если бы даже в этом исследовании нельзя было найти ничего, кроме моих благих намерений, все-таки моя цель будет неизменной и

эти намерения до некоторой степени должны служить извинением малоценности моего дара. Это-то главным образом и охраняет меня от страха перед порицаниями, которых мне не удастся избежать, как не избежали их и лучшие писатели. Принципы, понятия и вкусы людей до такой степени разнообразны, что трудно найти книгу, которая бы нравилась или не нравилась всем. Я признаю, что век, в котором мы живем, не из самых невежественных и поэтому его нелегко удовлетворить. Если мне не выпадет счастье понравиться, то никто все же не должен обижаться на меня. Я прямо говорю всем своим читателям, за исключением полудюжины 4, что эта книга первоначально не предназначалась для них и что, следовательно, им не нужно заботиться о том, чтобы попасть в эту полудюжину. Но если кто-либо все-таки найдет нужным рассердиться и осыпать книгу бранью, он может сделать это без опасения, ибо у меня найдется лучший способ провести время, чем [участвовать в] такого рода разговоре. Я всегда буду удовлетворен тем, что искренне стремился к истине и пользе, хотя бы и одним из самых малозначительных путей. Республика наук не лишена в настоящее время даровитых созидателей, величественные замыслы которых, движущие науки, оставят долговечные памятники на удивление потомству; но не всякий может надеяться стать Бойлем или Сиднэмом. И в век, который рождает такие дарования, как великий Гюйгенс, несравненный Ньютон и несколько других такой же величины, будет достаточной честью служить в качестве простого рабочего, занятого лишь на расчистке почвы и удалении части мусора, лежащего на пути к знанию. А знание, конечно, гораздо более двинулось бы вперед в мире, если бы старания даровитых и трудолюбивых людей не загромождались ученым, но легкомысленным употреблением неуклюжих, манерных или непонятных выражений, введенных в науку и сделавшихся искусством настолько, что -философия, которая есть не что иное, как истинное познание вещей, стала считаться непригодной или неспособной вращаться в благовоспитанном обществе и принимать участие в приличном разговоре. Пустые и бессмысленные формы выражения и злоупотребление языком так долго сходили за таинства науки и трудные или неуместные слова, мало или вообще ничего не значащие, за давностью употребления имеют ошибочно столько права считаться глубокой ученостью или вершиной мышления, что нелегко будет убедить говорящих эти слова или слушаю-

щих их, что они только прикрывают невежество и являются помехой истинному знанию. Вторжение в святилище тщеславия и невежества сослужит, я полагаю, некоторую службу человеческому разуму. Впрочем, столь немногие склонны думать, что они обманывают или их обманывают употреблением слов и что язык того круга, к которому они принадлежат, заключает в себе недостатки, которые нужно изучить или исправить, что, я надеюсь, мне простят, если я в третьей книге слишком долго остановился на этом предмете и постарался сделать его столь ясным, чтобы ни закоренелость зла, ни сила моды не могли быть извинением для тех, кто не хочет заботиться о значении своих собственных слов и не позволяет исследовать смысл своих выражений.

Мне сказали, что краткое извлечение из этого исследования, напечатанное в 1688 г.5, было некоторыми осуждено без прочтения, потому что в нем отрицались врожденные идеи; при этом делали слишком поспешное заключение, что если не допускается существование врожденных идей, то остается немного как от понятия о духах, так и от доказательства их существования. Если кто испытывает такие же сомнения·, приступив к чтению этого исследования, то я пожелаю, чтобы он прочел его целиком, и тогда, надеюсь, он убедится, что устранение ложных основ идет не во вред, а на пользу истине, которая терпит наибольший урон и подвергается наибольшей опасности именно тогда, когда ее перемешивают с ложью или строят на лжи.

Во втором издании я прибавил следующее.

Книготорговец не простит мне, если я ничего не скажу о втором издании, которое, как он обещал, благодаря уточнениям, исправит многочисленные погрешности, допущенные в первом. Он желает также, чтобы было известно, что во втором издании есть совершенно новая глава о тождественности 6 и много прибавлений и поправок в разных местах. Последние, я должен предупредить читателя, не все новы по содержанию, а представляют собой по большей части или дальнейшее подтверждение сказанного мною ранее, или объяснения с целью помешать превратным толкованиям смысла напечатанного прежде и не являются отступлением от прежнего. Исключение я должен сделать для изменений, внесенных мною в гл[аву] 21 книги II.

Что я там написал о свободе и воле, я считал заслуживающим самого внимательного пересмотра, на какой

только я был способен, так как эти предметы во все времена ставили перед ученым миром такие вопросы и затруднения, которые внесли немало путаницы в этику и богословие – области знания, о ясности которых люди особенно заботятся. После более близкого наблюдения над деятельностью человеческих душ и более тщательного изучения мотивов и точек зрения, которыми они приводятся в действие, у меня нашлись основания несколько изменить мысли, которые я имел ранее по вопросу о том, что в конечном итоге определяет волю во всех сознательных действиях. В этом я не могу не признаться перед всеми с такой же свободой и готовностью, с какой сначала опубликовал то, что тогда показалось мне верным; на мой взгляд, лучше отказаться от какого-нибудь своего мнения и отбросить его, когда истина оказывается против него, чем опровергать чужое, ибо я ищу только истину и всегда буду рад ей, когда бы и откуда бы она ни шла.

Но как ни велика моя готовность отказаться от всякого своего мнения или отступиться от чего-либо мною написанного при первой очевидности какой-либо в нем ошибки, я все-таки должен сознаться, что мне не удалось что-либо уяснить себе с помощью возражений в печати против различных мест моей книги, и то, что было выдвинуто против меня, не дало мне основания изменить свое мнение по тем пунктам, которые были поставлены под сомнение. Или предмет, который я рассматриваю, требует часто большей вдумчивости и большего внимания, чем соглашаются ему уделять торопливые, по крайней мере предубежденные, читатели; или какая-нибудь неясность в моих выражениях покрывает его мраком, и некоторые понятия становятся при моем способе изложения трудными для восприятия их другими, но только я нахожу, что мои мнения часто толкуют превратно и мне не удалось быть всюду верно понятым 7. Этому имеется столько примеров, что, я думаю, они дают право моему читателю и мне заключить, что или моя книга написана достаточно ясно, чтобы быть верно понятой теми, кто читает ее с таким вниманием и беспристрастием, которое должен выказывать при чтении всякий, дающий себе труд читать, или же что она написана столь неясно, что тщетным будет намерение исправить ее. Какое бы из этих предположений ни оказалось истиной, это касается только одного меня; а поэтому я далек от того, чтобы смущать читателя всем, что я мог бы сказать в ответ на встреченные мною возражения против различных мест

моей книги, ибо я убежден, что тот, кто считает, что о них стоит подумать, все равно, истинны ли эти возражения или ложны, сам сможет увидеть, что сказанное или неосновательно, или не противоречит моему учению, если только меня и моего противника поймут как следует.

Если кто-нибудь, заботясь о том, чтобы не пропала ни одна из его удачных мыслей, напечатает свою критику моего, оказав ему честь не считать его только опытом, то я предоставляю публике определить, чем она обязана перьям критиков; я же не отниму времени у читателя таким досужим или противоестественным употреблением своего времени, как попытка ослабить удовлетворение этих критиков подобным поспешным опровержением написанного мною, доставляемое ими себе самим или другим.

Подготавливая четвертое издание моего, книготорговцы дали мне знать об этом, чтобы я мог, если у меня окажется досуг, сделать все необходимые, на мой взгляд, прибавления или поправки. Тогда я счел нужным предупредить читателя, что кроме различных поправок, сделанных мною там и сям, необходимо упомянуть об одном изменении, которое проходит через всю книгу и которое, следовательно, непременно нужно верно понять. Я сказал тогда следующее.

– это термины, которые, несмотря на их обычность и частоту употребления в живой речи, я имею основание считать не вполне понятными для всякого, кто их употребляет. И возможно, что только немногие дают себе труд вдуматься в них настолько, чтобы узнать, что именно они сами или другие под ними подразумевают. Поэтому я в большинстве случаев предпочел поставить вместо и как выражение, более способное привести человеческие мысли к моему пониманию в этом вопросе. Этим названием я обозначаю некоторый объект в уме и, следовательно, объект определенный, т. е. такой, каким он там замечен и воспринят. Мне думается, определенной идеей можно справедливо назвать такую, которая, находясь в данное время объективно в уме 8 и тем самым определенная там, соединена и неизменно связывается с некоторым названием или членораздельным звуком, который должен быть устойчивым знаком этого самого объекта ума, или определенной идеи.

Объясню это немного подробнее. Под термином

деленный> в приложении его к простой идее я разумею то простое представление, которое ум имеет в своем поле зрения или воспринимает в себе, когда говорят, что эта идея находится в нем. Под термином в приложении его к сложной идее я разумею такую идею, которая состоит из определенного числа известных простых или менее сложных идей, соединенных в таком взаимоотношении и расположении, какое ум имеет перед собой и видит в себе, когда эта идея присутствует в нем или должна была бы присутствовать в нем, если кто произносит название этой идеи. Я говорю, потому что не всякий, а быть может, и никто не обращает на свою речь такого внимания, чтобы он решал не употреблять ни одного слова до тех пор, пока не увидит в своем уме точной, определенной идеи, знаком которой он решает сделать его. Недостаток этого – причина большой неясности и путаницы в человеческих мыслях и рассуждениях.

Я знаю, что ни > одном языке нет достаточного числа слов для обозначения всего многообразия идей, составляющих предмет разговоров и рассуждений людей. Но это не мешает тому, чтобы всякий, употребляющий какое-нибудь слово, имел в своем уме определенную идею, знаком которой он его делает и с которой он должен прочно связывать его во все время рассуждения. Кто этого не делает или не может делать, напрасно считает, что обладает идеями ясными, или отчетливыми: очевидно, что его идеи не таковы. И поэтому нельзя ожидать ничего, кроме неясности или путаницы, там, где употребляются слова, не имеющие такого точного определения.

На этом основании выражение показалось мне менее способным ввести в заблуждение, чем выражение. А когда люди приобретут определенные идеи всего того, что они обсуждают, исследуют или доказывают, они увидят разрешенными большую часть своих сомнений и разногласий. Большая часть вопросов и противоречий, смущающих человечество, проистекает от сомнительного и неточного употребления слов, или (что то же самое) неопределенных идей, для обозначения которых слова созданы. Я выбрал термин, дабы обозначить 1) некоторый непосредственный объект ума, который воспринимается умом и который ум имеет перед собою как нечто отличное от звука, употребляющегося им как знак объекта, и 2) то обстоятельство, что эта таким образом опреде-

ленная идея, т. е. такая идея, которую ум имеет, знает и видит в себе, неизменно связана с данным названием, а это название связано с этой точной идеей. Будь у людей такие определенные идеи в их исследованиях и рассуждениях, они, во-первых, понимали бы, насколько далеко заходят их исследования и рассуждения, а во-вторых, избежали бы большей части ссор и споров между собой.

Кроме того, книготорговец считает необходимым, чтобы я предупредил читателя о прибавлении двух совершенно новых глав: одной – об ассоциации идей, другой – о религиозном исступлении9. Эти главы вместе с другими, более значительными прибавлениями, еще не появлявшимися в печати, книготорговец напечатал также отдельно и с той же целью, какая была указана при втором издании этого.

В настоящем, пятом издании изменено и прибавлено очень немногое. Большая часть того, что ново, содержится в двадцать первой главе второй книги. Все это каждый может легко написать на полях прежнего издания, если это ему покажется нужным.

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава первая ВВЕДЕНИЕ

1. Исследование о разумении, приятное и полезное. Так как разум, ставит человека выше остальных чувствующих существ и дает ему все то превосходство и господство, которое он имеет над ними, то он, без сомнения, является предметом, заслуживающим изучения уже по одному своему благородству. Разумение, подобно глазу, давая нам возможность видеть и воспринимать все остальные вещи, не воспринимает само себя: необходимы искусство и труд, чтобы поставить его на некотором отдалении и сделать его собственным объектом. Но каковы бы ни были трудности, лежащие на пути к этому исследованию, что бы ни держало нас в таком неведении о нас самих, я уверен, что всякий свет, который мы сможем бросить на свои собственные умственные силы, всякое знакомство со своим собственным разумом будет не только очень приятно, но и весьма полезно, помогая направить наше мышление на исследование других вещей.

2. Цель. Так как моей целью является исследование происхождения, достоверности и объема человеческого познания вместе с основаниями и степенями веры, мнений и согласия, то я не буду теперь заниматься физическим изучением души. Я не буду вдаваться в исследования о том, в чем ее сущность, вследствие каких движений души и перемен в нашем теле мы получаем любые ощущения через свои органы чувств или идеи в своем разуме, зависят ли при своем образовании некоторые или все эти идеи от материи или не зависят. Как ни интересны и ни любопытны все эти вопросы, я не буду касаться их, поскольку они лежат за пределами моей задачи. Для моей настоящей цели достаточно изучить познавательные способности человека, как они применяются к объектам, с которыми имеют дело. И мысли, которые я выскажу при этом случае, я буду считать не совсем бесполезными, если при таком историческом, ясном методе сумею дать некоторые сведения о путях, какими наш разум приходит

LOCKE, John (1632-1704). An Essay concerning Humane Understanding. London: Elizabeth Holt for Thomas Basset, 1690. Median 2o (323 x 197 mm). Collation: A4 a2 (title, author"s dedication to the eighth Earl of Pembroke, epistle to the reader, errata); B-Z4 Aa4 (text Books I-II); Bb-Zz4 Aaa-Ccc4 (Books III-IV, table of contents). Type-ornament vignette on title. Contemporary English mottled calf, spine gold-tooled in compartments and red morocco lettering piece, red-and-green sprinkled edges, (spine-ends repaired, joints worn). PMM 164.

Уход: $222,500. Аукцион Christie"s. The Haskell F. Norman Library of Science and Medicine. Part II. 15-16 июня 1998 года. New York, Park Avenue. Лот 624.

Провенанс : in this copy the author has corrected one word and inserted another in his own hand, changing "certainly sensible" to "extremly sensible" at the end of his dedication, and adding the word "some" to "Discovery", which according to Locke in the epistle to the reader is made by every step the Mind takes in its progress towards Knowledge; Sir Isaac Newton, perhaps presented to him by Locke (dozens of leaves faintly but clearly dog-eared at lower outer corner, Newton"s unmistakable habit of marking passages of interest to him, the entire library sold promptly after his death in 1727 to); John Huggins (bequeathed to his son); Charles Huggins, rector of Chinnor, Oxfordshire (engraved armorial bookplate, manuscript shelfmark, the library inherited by); James Musgrave, husband of C. Huggins"s niece and successor to the rectorate of Chinnor in 1750 (engraved armorial bookplate pasted over that of Huggins"s); transferred after Musgrave"s death in 1778 by his son to Barnsley Park in Gloucestershire (shelfmark); Viscount Mersey (Bignor Park bookplate).

IMPORTANT ASSOCIATION COPY FROM SIR ISAAC NEWTON"S LIBRARY, with two autograph revisions by Locke and therefore possibly a presentation copy. FIRST EDITION, FIRST ISSUE of the first modern theory of human knowledge. Locke investigates the mechanism of comprehension, analyses the extent of the human ability to apprehend ideas and to what extent the mind can understand the universe. It is clear that Locke"s philosophy was highly relevant to Newton, whose scientific work aimed at proving the physical unity of the cosmos and whose mathematical innovations to express his law of gravity stretched human understanding until Einstein stretched it even further. Locke"s conclusion was that knowledge inevitably falls short of total comprehension, but that we are not at the mercy of pure chance and can go a considerable distance towards controlling our own destiny. FINE CONDITION. Attig 228; Garrison-Morton 4967; Hunter & Macalpine pp 236-9; J. Harrison, The Library of Sir Isaac Newton (1978) 967; Pforzheimer 599; PMM 164; Wing L-2738; Norman 1380.

«Опыт о человеческом разумении» (An Essay concerning Human Understanding) - основное философское сочинение Джона Локка, излагающее систему его эмпирической эпистемологии. Замысел сочинения о разработанной им эмпирической теории познания возник у Локка в 1671 году при обсуждении со своими друзьями принципов нравственности, права и религии. Тогда Локк пришел к выводу, что прежде стоило бы изучить саму познавательную способность нашего разума и выяснить, какими предметами он способен заниматься, а какими нет. Работа с перерывами продолжалась почти двадцать лет. Первое издание вышло в Лондоне в начале 1690. При жизни Локка вышло еще три издания, причем второе (1694) и четвертое (1700) со значительными дополнениями. Посмертно была напечатана работа «Об управлении разумом» (1706, рус. пер. 1939), задуманная как дополнительная глава к четвертой книге «Опыта...». «Опыт о человеческом разумении» состоит из четырех книг, которым предпосланы посвящение Томасу Герберту, графу Пемброку и обращение к читателю.

В первой книге, имея в виду учения Декарта и кембриджских платоников, Локк доказывает, что не существует врожденных (т.е. изначально присущих человеческому уму до всякого опыта) принципов и идей – ни теоретических, ни практических; что ни положения логики и математики, ни нравственные правила, ни идея Бога не являются врожденными.

Во второй книге развивается теория происхождения идей из чувственного опыта. Значение, которое Локк вкладывает в слово «идея», существенно иное, чем, например, у Платона или у Гегеля. Идеи существуют только в человеческом уме, это все то, что ум воспринял в себя и чем он может затем оперировать. Исходным материалом знания являются простые идеи, ими снабжают ум внешнее и внутреннее чувства – ощущение и рефлексия. Различаются идеи первичных и вторичных качеств, т.е. идеи, сходные с теми качествами тел, которые вызывают эти идеи (протяженности, фигуры, плотности, движения), и не сходные (цвета, звука, вкуса, запаха). Из простых идей ум посредством присущей ему деятельной способности соединения, сопоставления и абстрагирования образует сложные и общие идеи (модусов, субстанций, отношений). Идеи бывают ясные или смутные, отчетливые или путаные, реальные или фантастические, адекватные или неадекватные, истинные или ложные.

В третьей книге Локк излагает свою философию языка. Слова – это чувственные знаки идей, необходимые для закрепления их в уме и для коммуникации людей. Большинство слов носит общий характер и соотносится с общими, отвлеченными идеями. Общее в природе вещей есть не что иное, как такая отвлеченная идея, продукт деятельности разума, имеющая своим основанием сходство вещей и закрепленная в общем имени. Ум всегда имеет дело с номинальными сущностями вещей, которые составляются из таких отвлеченных идей; реальные же сущности вещей, т.е. их реальное внутреннее строение, из которого проистекают чувственные качества, позволяющие нам отличать вещи друг от друга, группировать их и давать им общие наименования, остаются неизвестными.

Четвертая книга посвящена анализу познавательного процесса и проблеме истины. Всякое познание есть восприятие соответствия или несоответствия идей. По степени достоверности установления такого соответствия или несоответствия Локк различает три вида познания: интуитивное (самоочевидных истин, нашего собственного существования), демонстративное (положений математики, этики, бытия Бога) и чувственное (существования единичных вещей). Знание истинно тогда, когда идеи сообразны с действительностью: истина – это есть соединение (или разъединение) идей или их знаков сообразно соответствию (или несоответствию) обозначаемых ими вещей. В книге также рассматриваются вопросы реальности и границ познания, основания и степени вероятного знания, а также природа и основания веры, или мнения.

Сочинение Локка вскоре дало повод Лейбницу в «Новых опытах о человеческом разумении» высказаться по затронутым Локком вопросам (причем в точности повторяя композицию книг Локка) с совершенно другой точки зрения. Эти две системы, в одной из которых познание сенсуализировалось, а в другой интеллектуализировалось, просуществовали как две основные теоретико-познавательные концепции, пока Кант в своей «Критике чистого разума», переосмыслив всю гносеологическую проблематику, не дал теории познания новое направление развития.

Локк Дж. Сочинения в 3-х т. Т.1. Опыт о человеческом разумении.(Философское наследие. Т.93).-М.: Мысль, 1985.- 621с.-С.78-582. с примечаниями.

Нумерация в конце страницы.

И. С Нарский. ДЖОН ЛОКК И ЕГО ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА.

ОПЫТ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ РАЗУМЕНИИ ПОСВЯЩЕНИЕ 78

ПИСЬМО К ЧИТАТЕЛЮ.. 80

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава первая. Введение. 91

Глава вторая. В душе нет врожденных принципов 96

Глава третья. Нет врожденных практических принципов 114

Глава четвертая. Дальнейшие соображения о врожденных принципах как умозрительных, так и практических 135

Примечания........ 583

ПОСВЯЩЕНИЕ

Достопочтенному Томасу, графу Пемброку и Монтгомери, Герберту, барону Кардиффа, лорду Россу Кендала, Пару, Фицхью, Мармиона, Сейнт-Квентина и Шэрланда, лорду-президенту Его Величества высокочтимого Тайного совета и лордуправителю графства Уилтшир и Южного Уэльса 1

Это исследование, которое выросло на Ваших глазах и появилось на свет по Вашему повелению, теперь по естественному праву ищет у Вас того покровительства, которое Вы несколько лет назад ему обещали. Это не потому, что я думаю, будто помещение в начале книги чьего-нибудь имени, каким бы знаменитым оно ни было, может покрыть содержащиеся в ней недостатки. Произведения печати должны приобретать славу и предаваться забвению в зависимости от своей собственной ценности или от вкусов читателя. Но так как для истины более всего желательно, чтобы ее выслушали беспристрастно и непредубежденно, то Вы, милорд, более всех можете это для меня сделать, ибо всем известно, что Вы добились близкого знакомства с истиной в ее самых отдаленных тайниках. Известно, что Вы так далеко ушли в своих размышлениях в области наиболее отвлеченного и общего познания вещей, превосходящего обыкновенный кругозор и обычные методы, что Ваше согласие и одобрение цели моего исследования по крайней мере предохранит его от осуждения без прочтения и заставит обратить хоть немного внимания на те его части, которые, расходясь с обычными воззрениями, без этого, быть может, показались бы вовсе не заслуживающими рассмотрения. Для тех, кто судит о головах людей точно так же, как об их париках, в соответствии с модой, упрек в новизне есть страшное обвинение, ибо такие люди считают истинными только общепринятые воззрения. Почти никогда и

нигде еще истина не получала признания при своем нервом появлении; новые взгляды всегда вызывают подозрение, всегда встречают отпор лишь потому, что они еще не общеприняты. Но истина, подобно золоту, не бывает менее истинной от того, что она добыта из рудников недавно. Ее ценность должны определить испытание и исследование, а не старая мода: пусть истина еще не находится в общем обращении, она все-таки может быть так же стара, как природа, и, конечно, нисколько не менее подлинна. Вы можете представить тому важные и убедительные доказательства, если только Вам будет угодно порадовать публику некоторыми из сделанных Вами крупных и значительных открытий истин, доселе не известных никому, за исключением нескольких человек, от которых Вы соблаговолили не совсем скрыть их. Если бы не было других оснований, уже этого одного было бы достаточно для посвящения Вам моего <Опыта>. Что касается небольшого сходства его с некоторыми частями той более благородной и обширной системы наук, столь оригинальный, точный и поучительный очерк которой Вы сделали, то я считаю, что для меня достаточно чести, если Вы мне разрешите похвалиться, что кое-где мне приходили на ум мысли, не совсем отличные от Ваших. Если Вы считаете нужным, чтобы при Вашем поощрении моя книга вышла в свет, я надеюсь, она может стать основанием, чтобы рано или поздно повести Вас дальше; и Вы позволите сказать мне, что Вы даете здесь миру залог чего-то, что действительно оправдает ожидания читателей, если они смогут терпеливо снести мой опус. Это, милорд, показывает, какой подарок я здесь Вам делаю. Точно такой подарок делают своему богатому и знатному соседу, который благосклонно принимает корзину цветов или плодов, хотя у него есть свои собственные и в большем изобилии, и лучшего качества. Малоценные вещи становятся ценными, когда их преподносят в знак почтения, уважения и благодарности. А Вы дали мне столь значительные и особые основания питать к Вам все эти чувства в наивысшей степени, что если бы они увеличивали цену того, что ими сопровождается, пропорционально своей собственной величине, то я бы смело мог похвастать, что сделал Вам самый богатый подарок, какой только Вы когда-либо получали. В одном я убежден: безусловно, я обязан искать всевозможные случаи выразить свою признательность за длинный ряд милостей, которые получал от Вас, милостей, которые велики и важны сами по

себе, но становятся еще дороже благодаря той благосклонности, заботливости, доброте и другим приятным для меня обстоятельствам, которые всегда сопутствовали им. Ко всему этому Вам было угодно присоединить то, что придает еще больше веса и прелести всему остальному: Вы постоянно удостаиваете меня до некоторой степени своим уважением, уделяете мне место в своих добрых думах, я чуть не сказал - в дружеских чувствах. Ваши слова и действия, милорд, так определенно показывают это всегда, даже другим, когда меня нет, что с моей стороны не покажется тщеславным упоминание о том, что всякому известно. Но было бы невежливо не признаться, в том, чему есть столько свидетелей, каждый день говорящих мне, чем я обязан Вам. Мне хочется, чтобы они с такой же готовностью способствовали моей благодарности, с какой они убеждают меня, что я у Вас в большом и все растущем долгу. Я знаю одно: я писал бы о Разуме без разума, если бы не сознавал в высшей степени ясно этого долга и не воспользовался настоящим случаем, чтобы засвидетельствовать миру, в какой степени я обязан быть и в какой степени являюсь, милорд, самым почтительным и самым покорным Вашим слугой.

Джон Локк. Дорсет-Корт, мая 24 числа 1689 г.

ПИСЬМО К ЧИТАТЕЛЮ 2

Читатель!

Вручаю тебе в руки то, что было мне развлечением в мои свободные и трудные часы. Если этому сочинению выпадет счастье стать тем же для твоих часов и ты при чтении получишь хотя бы половину того наслаждения, которое я испытал при написании, ты так же мало будешь считать плохо потраченными свои деньги, как я свой труд. Не прими этого за восхваление моей работы и из того, что написание ее доставляло мне удовольствие, не заключай, что мне она очень нравится теперь, когда она закончена. Кто охотится с соколами за жаворонками и воробьями, получает нисколько не меньшее удовольствие, хотя гораздо менее значительную добычу, чем тот, кто стремится за более благородной дичью. И тот мало знаком с предметом настоящего исследования - разумом, кто не ведает, что поскольку разум есть самая возвышенная способность души, то и пользование им приносит более

сильное и постоянное наслаждение, чем пользование какой-нибудь другой способностью. Поиски разумом истины представляют род соколиной или псовой охоты, в которой сама погоня за дичью составляет значительную часть наслаждения. Каждый шаг, который делает ум в своем движении к знанию, есть некоторое открытие, каковое является не только новым, но и самым лучшим, на время по крайней мере.

Ведь разум, подобно глазу, судя только о тех предметах, которые находятся в поле его зрения, не может не быть довольным тем, что он открывает, не очень сожалея о том, что ускользнуло от него, так как то ему неизвестно. А потому тот, кто не ограничится тем, что упадет ему в кружку для милостыни, и, не довольствуясь ленивой жизнью на крохи выпрошенных мнений, обратит в дело собственные мыслительные способности для отыскания и исследования истины, не останется без удовлетворения охотника (что бы он ни нашел). Каждый момент его поисков вознаградит его за труды некоторым наслаждением. и у него не будет основания считать, что он плохо употребил свое время, даже если он не сможет гордиться каким-нибудь значительным приобретением.

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

Дж. Локк «Опыт о человеческом разумении»

Какие источники идей описывает Дж. Локк, в чем их своебразие и какую роль грает ассоциация. И какие виды и степени познания описывает Дж. Локк в своем произведении. Как взгляды Локка повлияли на дальнейшее развитие сенсуализма и ассоцианизма?

Введение

Философия Нового времени, выражавшая существенные черты данной эпохи, изменила не только ценностные ориентации, но и способ философствования. XVII век стал эпохой коренных изменений в социальной жизни Западной Европы, веком научной революции и тождества нового мировоззрения. Начиная с XVII века, бурно развивается естествознание. Большой вклад в развитие математики, механики, физики, физиологии внесли Р.Декарт, Г.Лейбниц. Развитие науки не могло не оказать воздействия на философию своего времени. В философии происходит решительный разрыв со схоластикой и религией. Крупными философами в Европе XVII века являются Ф.Бэкон, С.Гоббс, Дж. Локк, Р.Декарт, Б.Спиноза, Г.Лейбниц. Возникает не только подлинное научное естествознание, но и опирающееся на науку и ее философское осмысление качественно новая картина мира. Борьба против схоластики выдвинула на первый план вопрос о методе познания, который был тесно связан с вопросами теории познания; именно этим вопросам посвящено главное произведение Джона Локка – "Опыт о человеческом знании", над которым он работал почти 20 лет и опубликовал в 1790г. Мыслителей XVII века интересовала проблема определения источника человеческих знаний, познавательной роли чувственных и рациональных форм знания. Расхождения в оценке роли этих форм породило основные направления европейской философии Нового времени: рационализм и эмпиризм. Локк является продолжателем "линии Фрэнсиса Бэкона" в европейской философии конца XVII — начала XVIII века, его с полным основанием можно назвать основоположником "британского эмпиризма". Локк оказал огромное влияние на европейских мыслителей последующего поколения. В. И Ленин отмечал, что Беркли, Дидро и многие другие "вышли из Локка". В лице Локка мы имеем философа, чьи работы стали поворотной вехой в развитии экономических, политических, этических идей в Европе и Америке.

Дж. Локк «Опыт о человеческом разумении»:

Источники знания, их своеобразие. Роль ассоциации. Виды и степени познания. Влияние взглядов на развитие сенсуализма и ассоцианизма.

В своем главном научном труде "Опыт о человеческом разуме" Джон Локк определил свою задачу так: выяснить, откуда происходит человеческое знание, насколько оно достоверно и где его границы. Это характерно для философии Нового времени и, в особенности, для британской философской традиции – философия не про то, что есть в мире и как оно есть, но про то, как "снаряжен" человек, чтобы знать, что есть и как есть. Локк задался целью всесторонне обосновать положение об опытном происхождении всякого человеческого знания.

Первый вопрос, который он должен был решить на пути осуществления своего замысла, это выразить отношение к имевшей широкое распространение теории "врожденных идей", ведущей свое происхождение от античного и средневекового платонизма, в XVII в. обновленной Декартом и так называемыми кембриджскими платониками. Выступая против Декарта, который обосновал свою теорию познания наличием у человека врожденных идей, Локк доказывал ошибочность этого положения и категорически отвергал возможность существования такого рода идей. Если бы идеи были врожденными, писал он, они были бы известны и взрослому, и ребенку, и нормальному человеку, и глупцу. Однако в этом случае не составляло бы большого труда сформировать у ребенка знание математики, языка, моральных норм. Но все воспитатели знают, что научить ребенка писать и считать очень сложно, причем разные дети усваивают материал с разной скоростью. Существует, по мнению Локка, и еще одно доказательство отсутствия врожденных идей: если бы идеи были врожденными, то все люди в данном обществе придерживались бы одних и тех же моральных и политических убеждений, а этого нигде не наблюдается. Более того, писал Локк, мы знаем, что у разных народов разные языки, разные законы, разные понятия о Боге. Разница в вероисповедании была особенно важна, с точки зрения Джона Локка, так как Декарт считал идею Бога одной из основных врожденных идей. Локк показывает, что "всеобщего согласия людей по поводу "первых принципов" (даже основных законов логики) никогда не бывает, самоочевидность же некоторых истин (например, истин арифметики) еще не свидетельствует об их врожденности".

Проблему происхождения человеческих знаний Локк формулирует как проблему происхождения идей. "Там, где нет идей, нет и знаний". Но поскольку Д.Локк отверг существование врожденных идей, то закономерно встал вопрос: каков же источник этих идей? Джон Локк ясно формулирует исходный принцип эмпиризма: "На опыте основывается все наше знание, от него, в конце концов, происходит наше наблюдение, направленное или на внешние предметы, или на внутренние действия нашей души, воспринимаемые и рефлектируемые нами, доставляет нашему разуму весь материал мышления". Локк уверен, что знание о мире может быть достигнуто только с помощью чувственного опыта и последующего размышления по поводу этого опыта. Как видно из высказывания Д.Локка, он различает два вида опыта: внешний и внутренний и в соответствии с этим указывает два эмпирических источника наших идей: ощущение и рефлексия. "Если спросят меня, когда же человек начинает иметь идеи, то верный ответ, на мой взгляд, будет: когда он впервые получает ощущение". Чувственное знание выступает у Локка как неотъемлемый компонент опыта. "Нет ничего в уме, чего раньше не было бы в ощущениях", - основной тезис Локка. Ощущения получаются в результате действия внешних вещей материального мира на наши органы чувств. В этом состоит внешний опыт. Внешние предметы, воздействуя на органы чувств, порождают простые идеи, имеющие реальное (объективное) содержание, разум же при этом пассивен. Таковы, например, идеи, приобретаемые посредством зрения, слуха, осязания, обоняния. Доказывая, что нет врожденных идей, Локк утверждал, что психика ребенка является "чистой доской" (tabula rasa ), и именно благодаря опыту общения с внешними вещами, на нем появляются первые записи в виде ощущений и чувств, образов вещей и их качеств.

О внешнем опыте как источнике идей, Локк пишет так: "Наши чувства, будучи обращены к отдельным чувственно воспринимаемым предметам, доставляют уму разные, отличные друг от друга восприятия вещей в соответствии с разными путями, которыми эти предметы действуют на них. Таким образом, мы получаем идеи желтого, белого, горячего, холодного, мягкого, твердого, горького и сладкого и все те идеи, которые мы называем чувственными качествами. Чувства доставляют уму от внешних предметов то, что вызывает в нем эти восприятия. Этот богатый источник большинства наших идей, зависящих всецело от наших чувств и через них входящих в разум, я называю ощущением". Так устанавливается, согласно Локку, неразрывная связь между ощущениями, восприятиями и большинством наших идей, которые достаются человеку без больших усилий с его стороны, так как разум при этом пассивен.

Откуда же человек получает весь материал рассуждения и знания? Синтез способности чувственного отражения материального мира с другими познавательными способностями Локк осуществляет, признавая наряду с внешним чувственным опытом, из которого поступает исходная информация о внешнем мире, опыт внутренний, рефлексию: "Наше наблюдение, направленное на внутренние действия нашего ума, которые мы сами воспринимаем и о которых мы сами размышляем, доставляет нашему разуму весь материал мышления". Деятельность нашего ума, к которой Локк причислил мышление, сомнение, веру, рассуждение, познание, желания, познается с помощью особого внутреннего чувства – рефлексии. Внутренний опыт или рефлексия – наблюдение за деятельностью нашего ума, когда он занимается переработкой приобретенных идей. Джон Локк замечает, что рефлексия предполагает особо направление внимания на деятельность собственной души, а также достаточную зрелость субъекта. У детей рефлексии почти нет, они заняты в основном познанием внешнего мира. Она может не развиваться у взрослого, если он не проявит склонности к размышлению над самим собой и не направит на свои внутренние процессы специального внимания. Внутренний опыт – опыт самосознания, наблюдения человека за операциями собственного сознания. Сознание – есть восприятие того, что происходит у человека в его собственном уме.

Разъясняя свое понимание внутреннего опыта или рефлексии, Д. Локк подчеркивает мысль о том, что "этот источник идей каждый человек имеет целиком внутри себя", что он "не имеет никакого дела с внешними предметами и, хотя этот источник не есть чувство, тем не менее, он очень сходен с ним и может быть довольно точно назван внутренним чувством". При получении идей рефлексии, наш ум не пассивен, а активен. Он совершает некоторые собственные действия, при помощи которых из простых идей как материала и основания для остального, строятся другие. Благодаря этой способности ум имеет больше возможности разнообразить объекты своего мышления больше того, чем ему доставили ощущение или рефлексия. Но, все же, обосновывая главное положение эмпиризма, Д. Локк неоднократно подчеркивал, что деятельность ума, которая становится предметом рефлексии, протекает только на основе чувственных данных, возникающих у человека раньше идей рефлексии. Локк четко указывает, что ум не может выйти за пределы тех первичных идей, которые формируются на основе ощущений.

Под опытом Локк понимал совокупность всего того, с чем человек имеет дело на протяжении всей своей жизни". "В опыте заключается все наше знание, от него, в конце концов, оно происходит". По мнению Локка, содержание опыта – это, прежде всего, ощущения, поступающие от органов чувств и доказывающие "существование внешних вещей". Таким образом, Джон Локк обосновал принцип материалистического сенсуализма – происхождение всех знаний из чувственного восприятия внешнего мира.

Категорический отказ от традиционной точки зрения на врожденность человеческих идей и представлений, защита сенсуалистической теории познания позволили Локку разработать интересную педагогическую систему, оказавшую очень большое влияние на дальнейшее развитие педагогики.

Однако впоследствии Локк внес некоторые корректировки в свою теорию познания. Примечательно, что в работе "О воспитании разума" Джон Локк внес в трактовку tabula rasa уточнения и исправления, в соответствии с которыми "чистая доска" оказывается не такой уж "чистой". Он подчеркивал развитие задатков, которые "природа закладывает в нас". О том, что человеческая душа изначально не "чистая доска", на которой опыт и воспитание могут наносить любые письмена, свидетельствует, по Локку, и разнообразие человеческих рассудков: "… природные конституции людей создают в этом отношении такие широкие различия между ними, что и искусство и усердие никогда не бывают в состоянии эти различия преодолеть". Немалую роль играют и различия в природном "темпераменте".

В этом смысле оправдано возражение Локку со стороны Лейбница: "Эта чистая доска, о которой столько говорят, представляет, по-моему, лишь фикцию, не существующую вовсе в природе и имеющую своим источником несовершенные понятия философов". Изначальное естественное равенство всех детей, ум которых от рождения – "незаполненный чистый лист", неизбежно нарушается в силу существующего неравенства индивидуальных способностей, различной степени прилежания и сопутствующих им внешних обстоятельств.

Как мы можем видеть, Локк все же признал роль врожденных задатков в воспитании.

Идея как объект сознания. Теория первичных и вторичных качеств

Считалось, что объектом сознания служат не внешние объекты, а идеи (образы, представления, чувства и т.д.), какими они являются "внутреннему взору" наблюдающего за ними субъекта. Понятию "идея" Локк придает особое значение, существенно отличное от толкования идей в предшествующей, последующей и современной ему философии. "Все, что ум воспринимает в себя и что есть непосредственный объект восприятия, мышления или понимания, я называю "идеею", силу, вызывающую в нашем уме какую-нибудь идею, я называю качеством предмета, которому эта сила присуща. Так, снежный ком способен порождать в нас идеи белого, холодного и круглого. Потому силы, вызывающие эти идеи в нас, поскольку они находятся в снежном коме, я называю качествами, а поскольку они суть ощущения, или восприятия в процессах нашего разумения, я называю их идеями".

"Так как каждый человек осознает, - пишет Локк, - что он мыслит и что то, чем занят ум во время мышления – это идеи, находящиеся в уме, то несомненно, что люди имеют в своем уме различные идеи. Прежде всего, стало быть, надо исследовать, как человек приходит к идеям".

"Идеи, как их понимает Локк, находятся не где-то в потустороннем мире, как полагал Платон, и не в некоем абсолютном духе, как станет в последствии думать Гегель. Их место – только в человеческом уме. Их источник – ощущения и рефлексия, выделяющие идеи как своего рода элементы разума.

Вслед за Р. Бойлем, Локк развивает теорию первичных и вторичных качеств. Посредством идей ощущения мы воспринимаем качества вещей. Эти идеи Локк делит на два класса: идеи первичных качеств и идеи вторичных качеств. Группируя идеи соответственно "качествам", Локк отправляется от идущего еще от Аристотеля и весьма популярного в науке и философии XVII в. разделения качеств на первичные и вторичные. Следуя прочной традиции, примыкая к Галилею, Декарту, Гоббсу, Бойлю и другим современным ему учениям, Локк именует первичными качествами форму (фигуру), плотность, протяженность, движение или покой, объем, число. Одни словом, все то, что тогдашняя математизированная физика считала определяющими свойствами или качествами тела, зачислялось мыслителями XVII в. в разряд первичных качеств.

Но Декарту было важно подчеркнуть, что эти "качества", которые наука относит к самим телам, в то же время имеют "интеллектуальную природу" и в реальных телах непосредственно, телесно не наличествуют. Локк же, в противовес картезианству, настаивал на том, что первичные качества, как их представляют наука и философия, неотделимы от тел. Это "реальные сущности", объективно присущие вещам свойства, они изучаются точными науками. Таким образом, Локк называет первичными качества, принадлежащие самим предметам и пребывающие в них такими, какими они представляются нам в наших ощущениях. Первичные качества неотделимы от тела и сохраняются в нем постоянно при всех его изменениях.

Идеи первичных качеств – это копии самих этих качеств. Только идеи первичных качеств тел сходны с ними, и их прообразы действительно существуют в самих телах, то есть идеи этих качеств совершенно точно отображают объективные качества свойства этих тел. Для материалиста и сенсуалиста Локка очень важно, что такие идеи "сообразны действительности вещей, они реальны", потому что соотнесены с качествами самих вещей, "действующих на ум естественным путем" и "адекватны", потому что разум ничего не привносит в верное отображение чувственными идеями самих вещей.

Что же касается вторичных качеств, а ими считались звук, цвет, запах, вкус, тепло, боль, Локк присоединялся к сложившейся интерпретации: они относятся скорее к познающему субъекту и определяются его ощущениями, хотя, в конечном счете, вторичные качества связаны с качествами первичными, т.е. телесными. Если обратиться к локковскому примеру со снежным комом, то к первичным качествам, неотделимым от самого тела, можно отнести круглую форму, размеры, тогда как белизну, холод следует причислить к качествам вторичным.

Вторичными Локк назвал качества, которые кажутся нам принадлежащими самим вещам но на самом деле, не находятся в самих вещах. Вторичные качества – цвета, вкусы, запахи – это "субъективные номинальные сущности", вызываемые ими идеи не имеют прямого сходства с телами. В самих вещах имеется только способность производить в нас эти ощущения. То, что в идее представляется приятным, голубым или теплым, в самих вещах есть только объем, фигура и движение недоступных восприятию частиц. Вторичные качества зависят от первичных и реализуются при наличии ряда условий. Например, для восприятия цвета некоторого предмета необходимы сам этот предмет с определенными первичными качествами, достаточная освещенность помещения и нормальное функционирование зрительного аппарата человека.

Однако при всем различии между первичными и вторичными качествами в них есть и нечто общее: и те и другие производят свои идеи через "толчок". Так фиалка через "толчки" недоступных восприятию частиц материи, различающихся объемом и фигурой, степенями и видами своих движений, производит в душе идеи голубого цвета и запаха этого цветка.

Учение Локка о различии между первичными и вторичными качествами представляет собой развитие идей, намеченных древнегреческим атомистом Демокритом, а в Новое время – возрожденных Декартом и Галилеем. Учение это опирается на абсолютизирующее противопоставление субъективного объективному.

По способам образования и формирования все идеи, по Локку, делятся на простые и сложные. Простые идеи содержат в себе однообразные представления и восприятия и не распадаются на какие-то составляющие элементы. По содержанию простые идеи, в свою очередь, разделяются на идеи первичных и вторичных качеств. К идеям первичных качеств Локк относит идеи, отображающие первичные или первоначальные качества внешних объектов, в каком бы состоянии они не были, и которые наши чувства постоянно находят в каждой частице материи. Такие качества действуют на органы чувств посредством толчка и порождают в нас простые идеи. К простым идеям вторичных качеств Локк относит идеи, отражающие вторичные качества, которые по его мнению не находятся в самих вещах, но представляют собой силы, вызывающие в нас различные ощущения своими первичными качествами. Таким образом, проявление вторичных качеств связывается английским мыслителем не с самим объективным миром, а с его восприятием в человеческом сознании.

Простые идеи – это идеи, доставляемые при посредстве:

1) одного органа чувств (так, свет и цвет доставляются только зрением);

2) нескольких чувств (идеи пространства, протяженности, формы, покоя и движения);

3) рефлексии (идеи восприятия, мышления, хотения);

4) всех видов ощущения и рефлексии (например, удовольствия или страдания).

Свое исследование простых идей и их возникновения Локк оценивал как "верную историю первых начал человеческого знания" Если в восприятии простых идей ум, согласно Локку, несвободен и пассивен, то сложные идеи создаются благодаря активности ума, его самостоятельности и свободе. Впрочем, и здесь свобода ограничена, ибо сложные идеи ум составляет из идей простых. Примеры сложных идей – красота, благодарность, человек, войско, Вселенная.

Джон Локк выделяет три основных способа образования сложных идей:

1) соединение нескольких простых идей в одну сложную;

2) сведение вместе двух идей, все равно – простых или сложных и сопоставление их друг с другом так, чтобы обозревать их сразу, но не соединять в одну;

3) обособление идей от всех других идей, сопутствующих им в их реальной действительности, или абстрагирование общих идей от других (так образуются все общие и всеобщие идеи).

Таким образом, сложные идеи, по учению Локка, образуются из простых идей в результате самодеятельности ума.

Элементами опыта, "нитями", из которых соткано сознание, считались идеи, которыми правят законы ассоциации. Посредством ассоциаций "простые идеи" внутреннего и внешнего опыта сочетаются в сложные. Так возникают три типа сложных идей: идеи субстанций, модусов и отношений (временных, причинных, тождества и различия).

Локк признает, что слово "модус" он употребляет в необычном смысле. К идеям модусов или "эмпирических субстанций" он относит зависимые идеи (таковы идеи "треугольника", "благодарности", "красоты" и т.д.) – идеи, зависимые от субстанций (первичных оснований). Идеи отношения состоят в рассмотрении и сопоставлении одной идеи с другой. К идеям отношений философ относит идеи "отец – сын", "муж – жена", причины и следствия, тождества и различия. Примером идеи субстанции может быть идея свинца: мы получаем ее, соединяя идею беловатого цвета с идеями определенного веса, ковкости и плавкости. Два вида таких идей: простые субстанции, существующие отдельно (например, идея человека или овцы), и идеи некоторых субстанций, соединенных вместе – собирательные (например, армия людей или стадо овец). Под субстанцией Локк понимал субстрат, носитель известного качества или совокупности качеств.

При образовании сложных идей, душа, согласно Локку, активна.

Локк также поставил вопрос об истинности идей, то есть об идеях ясных, отчетливых и смутных, о реальных и фантастических. Для Локка это значило установить отношение идей к действительности.

О "заведомой" адекватности простых идей мы уже говорили. Сложные идеи, в отличие от простых, не имеют, согласно Локку, непосредственного отношения к действительным вещам и их существованию. Локк, например, готов согласиться с картезианцами в том, что треугольник, эта характерная математическая идея, существует лишь "идеально" в уме математиков.

Учение об образовании идей у Локка соотносится с учением о языке. Язык состоит из слов. Любая "определенная" идея должна быть связана со знаком. Слова – это чувственные знаки идей, необходимые для общения и передачи мыслей; в философии языка Локка идеи функционируют как значения слов. Слова обозначают не непосредственно вещи, а идеи вещей. "Если бы мы были в состоянии добраться до первоисточников уже образованных людьми слов, мы смогли бы свести их к чувственным идеям, а через них – к чувственным телам". Кроме того, мышление без языка невозможно. По существу, не поняв, что такое язык, не поймешь и того, что такое мышление.

Онтологические, логические и гносеологические аспекты в Локковом толковании языка тесно связаны с аспектами коммуникативными, то есть с проблемами человеческого общения. "Слова – чувственные знаки, необходимые для общения. Логико-гносеологические аспекты занимают в Локковой теории языка самое заметное место: разбирается вопрос о назначении слов, о собственных именах, общих терминах (знаках общих идей), о способах образования общих и всеобщих идей.

Особый интерес представляет разработанная Локком концепция абстрагирования или теория образования наиболее общих понятий.

Проблема абстрагирования в истории философии рассматривалась, прежде всего, как проблема соотношения единичного и общего в познании, тесно связанная с определением роли языка. В средневековой философии эта проблема решалась с двух диаметрально противоположных позиций – номинализма и реализма. Номиналисты утверждали, что общее есть просто имя – номен (название). В реальности существуют лишь единичные вещи. Реалисты же утверждали, что общая идея существует реально, а единичное лишь отражение реального существования идеи этих вещей. Д. Локк стремится найти новый способ решения этой проблемы на основе теории познания. Согласно взглядам Локка, общие идеи образуются путем отвлечения от тех простых идей или признаков предметов, которые являются общими для всех предметов данной группы. Так, например, если из сложных идей конкретных людей исключить только то, что есть особенного в каждом из них, и удержать только то, что у них есть общего и затем это общее обозначить словом "человек", то получится отвлеченная идея "человека".

Таким образом, согласно учению Локка, существуют только идеальные единичные вещи. Общие идеи – это продукт абстрагирующей деятельности разума, "общее и всеобщее не относятся к действительному существованию вещей, а созданы разумом для его собственного употребления и касаются только знаков – слов или идей". Слова же, выражающие общее, - лишь знаки общих идей. Но в конечном итоге, согласно Локку, общие идеи, будучи продуктом разума, "имеют своим основанием сходство вещей". Правда, движение от сложных, отвлеченных идей и их имен к самим вещам – процесс весьма трудный. Он порождает многочисленные ошибки и заблуждения, чреватые серьезными последствиями для практики, науки и философии. Очень часто это связано с неверным употреблением слов. Поэтому Локк уделяет огромное внимание связи идей со словами, терминами и именами, создавая философию языка, одну из наиболее развитых в его время.

Концептуализм Локка представляет собой серьезно ослабленный средневековый номинализм за счет усиления материалистических тенденций. Локк был сторонником эмпиризма, но его эмпиризм не носил упрощенного характера. Теория абстрагирования показывает, что Локк придавал большое значение и рациональной форме познания. Этот рационалистический уклон отчетливо проявляется в его учении о трех родах познания: интуитивном, демонстративном и опытном. Локковская теория образования абстракций получила название "традиционной" и в дальнейшем неоднократно критиковалась.

Виды познания и степень их достоверности

Локк различал три вида познания по степени их достоверности: чувственное познание отдельных вещей; демонстративное (доказательное) познание и интуитивное.

Самый достоверный род познания, по Локку, - интуиция. Интуитивное познание есть ясное и отчетливое восприятие соответствия или несоответствия двух идей через их непосредственное сравнивание. Трактовка интуиции, однако, носит у Локка упрощенный характер; ее результатом оказываются тривиальные суждения типа "белое не есть черное", "три больше двух", "целое больше части" и т.п.

На втором месте после интуиции, по степени достоверности, у Локка стоит демонстративное познание. В этом роде познания восприятие соответствия или несоответствия двух идей совершается не непосредственно, а опосредованно, через систему посылок и выводов, путем рассуждений и умозаключений.

Третий род познания – чувственное или сенситивное познание. Этот род познания ограничивается восприятием единичных предметов внешнего мира. По своей достоверности оно стоит на самой низкой ступени познания и не достигает ясности и отчетливости. Посредством интуитивного познания мы познаем наше бытие, посредством демонстративного познания – бытие Бога, посредством сенситивного познания – существование других вещей.

Заключение

Потребности развивающихся естествознания и философии Нового времени заключались в нахождении строгой, научной формы познания. Философия XVII в. отличается критицизмом, поиском научного метода, исследованием природы достоверности и ее отношения к истине, к предметному. Вопрос обоснования научности знания - вопрос об отношении субъекта и объекта, мышления и бытия - является центральным как для философии опыта, эмпиризма, так и для философии "естественного света разума" - рационализма, или рассудочной метафизики. Если первое направление пыталось постичь единство субъекта и объекта из опыта, то второе - из чистого разума, из его идеи о субстанции, из сферы абстрактно-всеобщего.

Для развития эмпиризма Джоном Локком характерно усугубление противоречия между субъективным и объективным - между фактами опыта и идеями разума, явлением и сущностью, особенным и всеобщим, чувственно конкретным и абстракциями рассудка. Являясь по существу теоретическим осознанием естествознания, это направление развивало преимущественно предметную определенность познания, его содержание. Мышление основывалось на непосредственной, первоначальной, а потому и самой неистинной ступени познания - чувственном сознании, которое и выступило критерием истинности, объективности. Поэтому подлинно объективным считалось чувственно единичное, данное в опыте, а всеобщие определения мышления (субстанция, пространство, время и т.д.) рассматривались как лишь субъективные определения, имена. Объективная рефлексия самого предмета познания, раскрытие всеобщего в самом особенном и единичном, как его собственная закономерность, воспринимается опытным мышлением как исключительно субъективная рефлексия. Следовательно, всеобщее, закон, сущность воспринимаются как существующие только в форме субъективности.

Так, "простые идеи", непосредственные данные чувств, для Локка объективны, а "сложные идеи" и "идеи модусов", возникающие в результате абстрагирования, субъективны, недействительны, суть лишь подпорки многообразных чувственно воспринимаемых свойств, "простых идей". Общее и универсальное не относятся к действительному существованию вещей, а изобретены и созданы разумом для собственного употребления и касаются только знаков - слов и идей.

Концепция мышления как tabula rasa, концепция пассивности субъекта познания, с необходимостью ведет к дуализму первичных и вторичных качеств, сущности и явления, опыта и разума, бытия и мышления. Наличное

бытие сущности есть мышление в форме его всеобщности и необходимости.

3. философский энциклопедический словарь, - М: Инфра - М, 2002.

4. Зайченко Г.А. "Локк. Очерк творчества". – М., 1973.

5. Нарский И.С. "Философия Дж. Локка " . – М., 1960.

Локк принимает давний тезис философии, согласно которому одним из главных определений человеческой сущности следует считать то, что человек наделен разумом. Отсюда он делает вывод, принципиальный для всего построения его философии: прежде чем заняться любыми философскими и научными исследованиями, касающимися мира и человека, необходимо "изучить свои собственные способности и посмотреть, какими предметами наш разум способен заниматься, а какими нет". Это, кстати, объясняет и центральное значение посвященного такому исследованию «Опыта о человеческом разумении» по отношению к другим философским произведениям Локка. Правда, «Опыт...» в относительно завершенной первой версии и в следовавших за нею уточненных и дополненных втором, третьем и четвертом изданиях публиковался относительно поздно, в 80-90-е годы. Однако это было сочинение, идеи которого, по существу, вынашивались, разрабатывались Локком всю жизнь: "Оно писалось, - свидетельствует сам мыслитель, - несвязными отрывками, снова возобновлялось после долгих промежутков забвения...".

Почему среди сил и способностей человека Локк на первое место выдвигает именно разум? На этот вопрос философ отвечает четко и подробно, например, в первой главе книги I «Опыта...» "Разум ставит человека выше остальных чувствующих существ и дает ему то превосходство и господство, которое он имеет над ними". Чеканная формула содержится в написанной в качестве дополнения к «Опыту...» работе конца XVII в. «Об управлении разумом» («On the Conduct of the Understanding»), изданной уже после смерти Локка: "Последняя инстанция, к которой человек прибегает, определяя свое поведение, есть его разум, ибо хотя мы различаем способности души и признаем верховенство за волей как действующим началом, однако истина и в том, что человек как деятельное существо решается на то или иное волевое действие, основываясь на каком-либо предварительном знании, имеющемся в разуме, или на его видимости. Ни один человек не принимается за что бы то ни было, не опираясь на то или иное мнение, которое служит для него мотивом действия; какими бы способностями он ни пользовался, им постоянно руководит разум, хорошо или плохо осведомленный, проливая свет, которым он обладает; этим светом, истинным или ложным, управляются все деятельные силы человека".

Понимание "света разума" как главной, сущностной способности человека и основания его деятельности роднит Локка с другими выдающимися мыслителями XVII-XIX вв. Пример Локка также подтверждает право говорить о рационализме как отличительной черте философии нового времени, употребляя это понятие в достаточно широком смысле. В таком подходе к разуму Локк солидарен с Декартом и Спинозой. Локк, однако, не склонен к чрезмерному восхвалению разума; он не считает возможности разума безграничными. Разум не способен помочь людям избавиться от заблуждений и найти все истины. Напротив, он часто ставит ложь на место истины Впрочем, как мы видели, такое мнение разделяют многие авторы XVII в. Локка можно объединить с теми философами нового времени, которые энергично прочерчивали приведшую затем к Канту линию критического исследования разума, его ошибок, заблуждений и предрассудков, которые выдвинули на первый план задачи управления разумом и его терпеливого методического усовершенствования. Но не преувеличивая возможностей разумной (Способности и разумного познания, Локк считает их правомочными в деле обеспечения главных жизненных интересов человека. В этом Локк также един с Бэконом, Декартом, Спинозой, Гоббсом. Однако при более конкретной расшифровке понятия "разум" (reason) и путей его исследования Локк не только не солидаризуется с Декартом, но решительно выступает против некоторых центральных принципов картезианского учения о разуме, знании, познании, мышлении, идеях. Главный удар направляется против учения о врожденных идеях (так называемого иннативизма), ведущего свое происхождение от античного и средневекового платонизма, в XVII в. обновленного Декартом и так называемыми кембриджскими платониками.

Опровержение теории врожденных идей, с которого Локк начинает свой «Опыт...», необходимо ему в силу как теоретических, так и практических оснований. Этой теории Локк приписывает (во многом несправедливо) такое понимание человека как пассивного несвободного существа, которому он и противопоставляет свои главные принципы и идеалы. Их суть заключается в отстаивании свободы, достоинства, самостоятельности, а в определенной степени и активности человека Далее мы увидим, что в защите этих принципов Локк не избежал противоречий и ограниченностей. Каковы же исходные принципы Локковой концепции разумного человека и человеческого разума?

Разум (reason), расшифровываемый Локком в первую очередь как способность разумения, рассуждения, понимания (understanding), не дан человеку сразу и заведомо в силу самого факта рождения. Разумная способность формируется лишь в процессе жизненного опыта и благодаря собственным усилиям каждого индивида. "Человек разумный" - это свободно и активно формирующийся человек. Знания, идеи, принципы не "вложены" Богом в человеческие души, не даны человеку с рождения, но добыты благодаря восхождению разума и других познавательных способностей по соответствующим ступеням опыта и разумения.

Моральные и религиозные принципы человек должен формировать сам, в собственном опыте, а не получать "извне", в качестве готовых и неизменных догматов (здесь - основа Локковой теории нравственности и воспитания). Человек свободный доверяет самому себе, движется как бы "от нуля" знаний и возможностей, от знания и сознания, похожего на "чистую доску" (tabula rasa), на которую опыт наносит свои знаки и письмена. "Опыт о человеческом разумении" нацелен Локком прежде всего на то, чтобы исследовать пути, какими идеи, знания, принципы приходят в человеческую душу, изначально совершенно лишенную их. Локк с самого начала оговаривает, что его исследование не имеет ничего общего с естественнонаучным, например, физиологическим исследованием происхождения знаний. Речь идет о теории познания, концентрирующей внимание на опытном происхождении (генезисе) и формировании идей и принципов.

В само основание философии Локка заложено характерное противоречие. С одной стороны, наш ум - но заметим, чисто гипотетически - взят Локком в состоянии некой незаполненной чистой дощечки (tabula rasa) или чистого листа бумаги. "Предположим, что ум есть, так сказать, белая бумага без всяких знаков и идей". И Локк сразу ставит ряд вопросов: "Но каким же образом он получает их? Откуда он приобретает тот (их) обширный запас, который деятельное и беспредельное человеческое воображение нарисовало с почти бесконечным разнообразием? Откуда он получает весь материал рассуждения и знания? На это я отвечаю одним словом: из, опыта. На опыте основывается все наше знание, от него в конце концов оно происходит". Тезис об опыте как первоисточнике всех наших знаний - основа философского эмпиризма, роднящего философию Локка с концепцией Гассенди; впоследствии на этот принцип опирались Д. Юм, Э. Кондильяк, французские философы-материалисты XVIII в. Целый ряд философов, представляющих современный эмпиризм, также возводят свои идеи к Локку.

Локк, однако, понимает, что такое "предположенное" нулевое состояние разума, сознания можно реально соотносить разве что с самыми ранними стадиями развития ребенка, к которым мыслитель часто и охотно обращается. (Впрочем, и относительно справедливости оценки этих стадий детского опыта как "чистой доски" критики Локка высказывают обоснованные сомнения.) Поэтому действительной исходной точкой философского анализа у Локка становится вполне доступный самонаблюдению разум - как ум (mind) отдельного человека, уже располагающий множеством идей, точнее, как живой процесс деятельности разума (reasoning), понимания (understanding), мышления (thought). Он состоит^ в формировании, осмыслении, компановке и перекомпановке идей, в построении и использовании суждений, в интуитивном схватывании каких-либо содержаний и в доказывании, аргументировании, защите или опровержении каких-либо мыслей. "Так как каждый человек осознает, - пишет Локк, - что он мыслит и что то, чем занят ум во время мышления - это идеи, находящиеся в уме, то несомненно, что люди имеют в своем уме различные идеи, как, например такие, которые выражаются словами: "белизна", "твердость", "сладость", "мышление", "движение", "человек", "слон", "войско", "опьянение" и др. [Прежде всего, стало быть, надо исследовать, как человек приходит к идеям".